спросил:
– Чувствуешь меня?
– Да, – с натугой ответила она.
– Еще?
– Как хочешь, – выдавила она сквозь зубы.
На память пришло жестокое наслаждение, с каким я унизил Люси, и мне вдруг захотелось преподать урок этой одержимой бесами женщине, с тем, чтобы навсегда отбить у нее охоту к сомнительным удовольствиям. Сопроводив короткие моральные колебания колебаниями физическими, я вдруг устыдился и покинул ее. Она с неожиданной прытью вскочила и унеслась, как я понял, в туалет. Вернувшись, легла ко мне спиной. Я обнял ее:
– Глупая… Больно было?
– Зря ты меня пожалел… – тихо сказала она. И вдруг раздраженно: – Ну, что лежишь? Иди, мойся!
Когда я вернулся, она лежала в том же положении. Я пристроился рядом и снова обнял.
– Неужели тебе не противно? – враждебно отстранилась она.
В ответ я обхватил ее и прижал к груди.
– Прости. Я ведь понимаю, что это отвратительно, но здесь другое… – услышал я, но вместо того чтобы объясниться, она велела: – Раз уж ты такой добренький, доведи дело до конца. Только по-человечески…
И снова встала на колени. Я слился с ней, и она, опершись на локти, спрятала лицо в ладонях. Пошлепывая бедрами, я оглаживал ее круп, бока и спину, а она исправно и придушено стонала. Затем вырвалась, легла на бок, подогнула ногу и, сложив ладошки, подложила их под щеку. Я продолжил. Стоны ее обрели распевность. Я поймал кураж, и она, задрав ногу, застонала в лад моим толчкам. Потом без спросу растянулась на животе и отставила зад. Раздвинув перламутровые створки, я проник в ее темные аллеи и стал разгуливать там твердым размашистым шагом. Свернув голову и закатив глаза, Лина жалобно ахала и мяла подушку. Я добавил жару – она тоненько завыла и захотела перевернуться на спину. Я ей помог. Она притянула меня к себе, и мы слились в неистовом поцелуе, после чего я закинул ей за голову руки, придавил и, надсадно дыша, завершил мой дровосеков труд. Придя в себя, она в очередной раз повторила: «Ты самый лучший!», после чего прижалась ко мне и быстро уснула. Вы спросите, что это было? Сублимация вины, вот что.
Отдыхая однажды после очередного упражнения, я не удержался и заметил, что медленно и верно превращаюсь в героя ее рассказа.
– Нет, Юрочка, ты никогда им не будешь, потому что во влюбленном мужчине нет похоти. И не надо, не старайся, а то я почувствую себя проституткой. А я всего-навсего хочу быть твоей благодарной любовницей! – бархатисто переливался ее голос.
Несколько вечеров после этого она вела себя вполне пристойно, довольствуясь, чем бог послал. К этому времени я уже превратился в крепкого универсала, за что был прозван ею Юрием Цезарем. Пережив буйное помешательство, она падала на спину и подставляла мне губы, а я, склонясь над ней и бережно их посасывая, рукой утешал обмякшее тело. Купаясь в моей реликтовой нежности, она закатывала глаза и млела.
Кстати говоря, именно в одну из таких минут я с дотошностью