две-три резинки! Или он собирается ее принуждать, пока не изведет весь запас? В голове мелькнуло отчаянное: господи, во что она ввязалась!
Парень подхватил мятое белье и исчез, оставив ее в тревожном волнении. Рассудок требовал бежать – вместо этого она малодушно возразила, что во-первых, для принуждения он слишком деликатен, а во-вторых, в резинке не принуждают. Таким количеством он, скорее, намекает на свои возможности, и это очень симпатично. Вернулся парень и выжидательно уставился на нее. Уняв тревожные сомнения, она попросила какую-нибудь рубашку. Он распахнул шкаф, она выбрала траурный темно-коричневый цвет, отошла на свою половину и велела задернуть шторы. Он бросился исполнять, а она стащила с себя джинсы, блузку, джемпер, скинула лифчик, набросила рубашку, застегнулась на все пуговицы и подвернула рукава. Стоя зачарованным столбом, парень не сводил с нее глаз. Распустив сухой сноп волос, она легла, натянула на себя одеяло, сняла под ним трусы, сунула их под подушку и затихла, вся во власти мелкой студенистой дрожи. Парень суетливо обнажился, и на секунду его кривой гладкий хоботок мелькнул в размытых щелочках ее смеженных ресниц. И тоскливая мысль: господи, еще немного и незнакомый, ничего не ведающий о ее страданиях мужчина станет возить горячими ладонями по ее беззащитной наготе, совать в нее пальцы, а потом навалится, проткнет и надругается над ее обморочным стыдом! А после, лежа рядом и сменив заискивающий тон на покровительственный, будет донимать самодовольной чушью, а она будет молчать и ждать, когда он наговорится и изволит навалиться снова, а потом еще и еще – до тех пор, пока не пресытится, а когда пресытится – выставит ее за порог, сунув на прощание такие же измятые как она купюры! И будет прав, потому что ее поведение к лицу только шлюхам! От взметнувшегося отчаяния стиснуло горло и заныл живот…
Ее неровное бормотание заплеталось, натыкалось на нескромные подробности, обтекало их и увязало в паузах. Оцепенев в предчувствии беды, я ждал, что она вот-вот скажет: «И здесь я не выдержала и убежала», потому что до этого места она еще могла убежать.
…Парень залез под одеяло и потянулся к ее губам. «Не надо!» – отшатнулась она. Его рука легла ей на грудь, но она молча ее отстранила. Парень откинул одеяло и встал на колени, подставив ей себя голого и крайне возбужденного. Не зная, куда девать глаза, она одернула рубашку, но он развел ее слабые руки, заголил бедра и уставился на то, чего никто кроме меня и Ивана не видел. Она вдруг услышала свое сердце и в следующую секунду обнаружила чужие губы у себя в паху. Оттолкнув их, она сдавлено воскликнула: «Не надо так делать!». Помедлив, парень встал над ней на четвереньки и плотно накрыл ее собой. Ощутив его горячую, страждущую тяжесть, она уперлась ладонями ему в грудь и попыталась отстранить, но он мертвой хваткой ухватил ее снизу за плечи, сковал локти, придавил грудью руки и подставил ей красное лицо с неподвижными,