классного руководителя, смотря сквозь нее. Учительница же пыталась донести до «непослушной» мамочки, как «правильно» надо воспитывать ребенка, но его маме было все равно. Она была не готова прислушиваться к «молодой девице» – именно так воспринимала классного руководителя мама мальчика и уж тем более не готова была слушать ее советы. Такое пренебрежение вызывало жуткое раздражение у учительницы. Видимо, она решила проучить несносную мамочку, и все зашло слишком далеко. Как говорится, «благими намерениями….».
По моему мнению, парень стал разменной монетой в конкуренции двух незрелых женщин, одна из которых преподаватель, а вторая собственная мать мальчика.
Рафаэль продолжал: – Мама считала своего сына идеальным. Для нее он был как украшение, как продолжение лучшей ее части, обладание которым придавало ей чувство собственной значимости и превосходства. Она не воспринимала его как обычного ребенка, потому что сама себя считала совершенной, а значит и ее сын должен был быть идеальным, должен быть вундеркиндом. Именно так она представила его, когда привела знакомить с классным руководителем, после чего последняя и стала издеваться над мальчиком, обращаясь к нему не по имени, а называя его этим идеализированным прозвищем при всем классе. Каждый выход к доске мальчика учительница сопровождала угрожающей перспективой, которую он по своей наивности не понимал. Ему было невдомек, что от него хотят: правильного ответа или наоборот неправильного. Он всегда расценивал иронию учителя как заботу о нем и стремление с ее стороны помочь ему быть лучше. В самом начале для мальчика слово «вундеркинд» ничего не значило.
– Когда Танвир рассказывал мне эту историю, он как будто вспоминал события из своего прошлого. Делая длительные паузы, он будто бы сдерживал свои эмоции. Мне даже в какой-то момент показалось, что у него выступили слезы. Я думаю, что эта история про него, иначе как бы он узнал о таких сокровенных чувствах ребенка. Я обратил на это внимание, когда он рассказывал именно эту часть истории, – Рафаэль внес уточнения и снова замолчал на какое-то время.
– Выходя к доске, он чувствовал сильное эмоциональное напряжение, – переведя дыхание, продолжил Рафаэль, – хоть и все вокруг улыбались ему. Он чувствовал стыд, но не понимал почему. Часто ему хотелось расплакаться и убежать из школы, но он сдерживал себя. Правда иногда, когда возвращался за парту после очередного неудачного ответа, слезы текли сами по себе, но он старался их не показывать и нагибался под стол, как будто для того, чтобы завязать шнурки или что-то взять в портфеле. Учительница в такие моменты не упускала случая подметить этот факт: она начинала его успокаивать с самодовольной улыбкой на лице, выражая свое псевдо сочувствие и еще больше унижая его. Она говорила: «Настоящие мальчики, а тем более вундеркинды, как ты, никогда не плачут». Никто из детей и, наверное, сама учительница не понимали, что происходило в душе у этого