залитые прохладным светом, можно назвать обычными. Но через некоторое время один из юношей скользнул мимо Уэстона в дверной проем, пересек комнату и стал у дальней стены.
На ней проявился сияющий овал. Юноша всмотрелся в него, прислушался, потом развернулся и бесшумно вышел в другую дверь. Овал померк.
Уэстон приблизился к стене, и панель ожила снова. Да, вот оно, Знание. Эквивалент громадной библиотеки. Машина с радиоатомным мозгом, механический коллоид, наивысшая ступень развития мыслящих машин из времени Уэстона. Знание умеет отвечать на вопросы. Серена и ее соплеменники не могут обойтись без радиоатомного мозга, потому что давным-давно лишились одной из характерных человеческих черт.
Они утратили рассудок.
Они сохранили инициативность – способность к самостоятельным действиям, – но пользовались ею бездумно, словно растения или цветы. Знание поведало все это Уэстону, отвечая на его безмолвные вопросы.
Но Знание было всего лишь машиной. Оно не ведало всего, чем интересовался Уэстон. Он понял, чего не хватает в общении с этим нечеловечески мудрым устройством: человеческого понимания. Дружелюбия. Но искать его в сияющей панели было попросту нелепо. Радиоатомный мозг, запрограммированный на выполнение определенных функций, но лишенный инициативности, предназначался лишь для того, чтобы снабжать людей информацией. По мере необходимости.
Так или иначе, Уэстон получил свои ответы.
Через некоторое время он вышел наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он увидел, как Серена и остальные возятся с загадочными огнями, а над головой у них сияет солнце. Долгий полдень человечества.
Да, полдень. Уже тысяча лет, как здесь полдень.
Трудно сказать, что Уэстон рассчитывал найти в будущем – но никак не то, о чем сообщило ему Знание. Он стоял, обливаясь потом и удивляясь своему нежеланию двигаться. Из близлежащих мхов донеслось шуршание. Уэстон услышал рев пламени, а потом два глубоких вздоха, похожих на первые вздохи новорожденного великана.
Полдень. Вот тебе и ответ. Уже тысячу лет, а то и миллион тут полдень. Уэстон пытался уложить это в голове, но не мог, ибо привык к традиционному течению времени. Объять концепцию идеала – точки, из которой нет пути ни вперед, ни назад, – оказалось весьма проблематично.
Серена и ей подобные достигли совершенства и застыли в зените человечества. Не будет ни сумерек, ни вечера. Но, мрачно подумал Уэстон, в конце концов наступит ночь.
Ведь так бывало и раньше. Фоссилизированные муравьи и пчелы – окаменелости, чей возраст насчитывает миллионы лет, – в точности повторяют очертания современных насекомых. Самый обыкновенный таракан не менял своей формы вот уже сотню тысяч миллениумов. Достигнув совершенства, в полной мере адаптировавшись к окружающей среде, он застыл в развитии. Теперь же застыло человечество.
Полдень…
Уэстон поискал Серену. Ему все еще не верилось, что она… что она такая. Наконец он увидел: девушка занималась своими делами