обед, раздает всем котелки, разливает водку по кружкам. Все, не чокаясь, дружно выпивают, кряхтят и принимаются за суп. В это время в трубке раздается: “«Десятого» «Седьмой» просит".
"Десятый" гневно бросает:
– Твою мать! Пожрать не дает. Что ему там приспичило? Подождет. Эй ты, телефонист, скажи, что нет здесь "Десятого", ушел на "передок", в третью роту, – и, обращаясь к товарищам, добавил, – Ну как, орлы, рванем еще по одной от холодрыги?
Ординарец разливает водку, все пьют.
Сижу в полном оцепенении – не могу понять: "Как это так? – крутится в башке. – В боевой обстановке командир полка вызывает командира батальона к телефону, а тот врет, что его здесь нет. А вдруг что-то важное надо сообщить в батальон?"
Когда такое случалось дома, я весело отвечал в трубку о том, что папы или мамы, или особенно соседки Татьяны нет дома. Татьяне звонили молодые люди, и она, смеясь, просила меня сказать, что ее нет дома. Это было смешно и весело. Я любил так врать. Но здесь, здесь же фронт, война. А уважаемый мною командир Красной Армии врет. Это настолько для меня было дико и непостижимо, что в полной растерянности, совершенно бездумно и неожиданно для себя я выпалил:
– А он сказал, что его здесь нет.
Сверкая глазами, "Десятый" гневно вырвал из моих рук телефонную трубку. Переговорив с "Седьмым", приказал мне:
– А ну-ка соедини меня с командиром роты связи.
Я соединил, слышу односторонний разговор:
– Слушай "Семнадцатый", ты кого ко мне прислал?
– Да постой, он же работать не умеет!
– Забери его немедленно! Понял? Он мне не нужен. Нет, ждать не буду. Я его отправляю, а за телефон посажу пока своего из взвода связи. Я сказал: ждать не буду. Он мне больше не нужен. Я его выгоню, чтобы не вонял, чтобы духу его больше здесь не было! – и, обращаясь ко мне, добавил, – Дуй в свою роту, чтобы я тебя здесь больше не видел.
Я вышел из шалаша, закинул на плечи карабин и поплелся в роту. Не успел отойти от шалаша и пятидесяти метров, как начался артобстрел. Упал в сугроб, закрыл руками голову. Снаряды рвались где-то невдалеке. Впервые страх приполз в душу. Я оцепенел. Вскоре стало тихо. Обстрел закончился. Вскочил и бегом от страшного места подальше.
Командир роты встретил меня сурово:
– Что ты там натворил?
Я рассказал. Мне показалось, что усмешка тронула лицо капитана.
– Иди в роту. Смотри, чтобы больше этого не повторилось, – сказал капитан и отпустил меня.
Ближе к вечеру стало известно, что прямым попаданием в шалаш полностью уничтожен штаб третьего батальона.
Возвратившись в роту, был, как говорится, самым главным “куда пошлют". А посылали и на хозяйственные работы, и в караул, и на восстановление связи по всем направлениям – “ниткам". Не доверяли только дежурство за телефонным аппаратом. Видимо, не надеялся капитан на меня, боялся, как бы еще чего-нибудь не сморозил новобранец. Дошло до меня, что подмочил свою репутацию. Обидно стало. Поэтому старался, как мог, выполнять все наряды и поручения.