кружев на тканях. Катушки швейных ниток всех расцветок надеты на деревянные тонкие шпильки; сверкали напёрстки из серебра, золота и фарфора, как каски миниатюрных солдат. Множество манекенов в свадебных нарядах широким полукругом обрамляли стол. Были учтены все капризы моды за полтора столетия. Кринолины, облегающие корсеты, расшитые жемчугом и кружевом; закрытые платья с пышными юбками из атласа; платья-русалки, струящиеся по фигуре, от нежных пастельных расцветок до белоснежных. Головы «невест» украшали шляпки, венки, тюлевая фата, замысловатые короны из искусственных цветов.
Чёрный Портной медленно прохаживался по своим владениям. Его шаркающие шаги никого не тревожили, даже вековая пыль не клубилась вослед. Ничто не напоминало в этом сгорбленном старике стройного юношу с лёгкой походкой, румяным лицом и вьющимися кудрями. Его правое плечо значительно выше левого, голова наклонена вперёд, иногда он по-птичьи взглядывал искоса. Григория-человека состарила непоправимость совершённого. Да, любимая была с ним, иногда от неё веяло теплом. Или ему так чудилось? Изредка при появлении новой «модели» она будто оживала. Следила за ней, поворачивая головку в венке из белых цветов. Тогда её глаза приобретали оттенок голубого неба. Портной в эти мгновения обнимал её за кружевные плечи, прижимался губами к её холодным губам и вопрошал: слышит ли она его, чувствует ли? Но кукольное личико с длинными ресницами так и оставалось неподвижным с устремлённым в никуда взглядом.
Глава 4
Город окутала ночь. Опустела центральная площадь, где целый день до позднего вечера выступали творческие коллективы, звучала музыка, гремели салюты: отмечали День города. Компания молодёжи, негромко переговариваясь и делясь впечатлениями о празднике, шла по тёмным улицам. Свет фонарей выхватывал юношей и девушек, одетых в куртки, рваные джинсы и кроссовки. Одна из девчонок, с забранными в тяжёлый хвост сине-жёлтыми афрокосичками, вдруг стала вглядываться в двери дома, мимо которого её спутники уже прошли. Они, двери, будто двоились. Вместо привычных металлических, с кнопками домофона, стали проявляться деревянные, с тяжёлыми навесами.
Девушка усмехнулась про себя, проговорив вполголоса:
– Ну, Ульяша, догулялась, уже глюки накрывают. Завтра надо отоспаться, а то в институте ещё на лекции свалюсь…
Однако стены дома продолжали плыть и искажаться, как при взгляде сквозь оконное стекло под струями дождя. И вот перед Ульяной призывно приоткрылась дверь, украшенная овальным орнаментом, середину которого венчала прелестная женская головка. Заинтересовавшись, девушка взялась за бронзовую ручку и потянула на себя створку двери. Та распахнулась, открыв взору любопытной девчонки каменную лестницу, освещённую факелами. Её широкие ступени вели наверх, откуда лился яркий свет и веяло теплом.
Девушка шагнула внутрь. Дверь закрылась. Ульяна оглянулась. Мелькнула мысль, что хорошо бы друзей позвать. Но тут же решила: «Какие там друзья,