и низкие двери, по одной на этаж.
Влаксан тихо расхаживал по лестнице вверх и вниз, внимательно прислушивался к шорохам за тяжёлыми дверьми, высматривал в небольшие решётчатые окошки княжий красный двор и городские крыши. Княгиня сменила девичью комнату третьего этажа на княжью опочивальню, этажом выше. Утром она отворила дверь, поглядела на Волка и велела:
– Веди вниз.
Волк тихо двинулся по лестнице, слушая как аккуратно ступает позади Брониимира. Едва она ушла, Ван махнул на лестницу:
– Эй, Ван, – подошёл к напарнику Влаксан, когда лёгкие девичьи шаги стихли за углом первого этажа. – А здесь ещё есть ход?
– Конечно! Откуда такой глупый вопрос? – удивлённо глянул Ван.
– С чего бы княгине по тёмной лестнице ходить?
– А, это… – зевнул Ван, – надо, вот и ходит. А другая лестница, конечно, есть. Со стороны красного двора. Но тебе туда всё равно пока даже и соваться не стоит. Таких зелёных туда не ставят. Там своя дружина. Они выходят только в красный терем. Его такие, как Арон с Колываном сторожат, только наши друзья пока не доросли.
Вторая сторожевая смена прошла спокойно, под тихий шум дождя и едва слышные шаги стражи внизу. К вечеру дождь стих. Едва засмеркалось, пришла смена. Ван посмотрел жетоны новых дружинников и велел Волку передать оружие смене.
В сенях Влаксан бросил жетон в мешок и снял кафтан.
– На том и всё, теперь, считай, свободен, – развёл руками Ван. – Белорад сказал, завтра днём снова заступать, значит, ночь наша.
В дом вбежал стряпчий с котелком, быстро проскользнул через сени.
– О! Кормёжку нам принесли! – радостно объявил Трифон, вваливаясь в сени, следом за стряпчим. – Жрать охота, аж пузо сводит!
– Сегодня поспели, – похлопал Волка по плечу Ван и вошёл в избу.
В обеденной уже набилась добрая половина смены.
– Чего, Ван? Выпросил себе на псарне кобелька беспородного? – нагло заржал Колыван.
Волк глянул на веселящихся дурней вокруг Колывана. Надо бы подловить как-нибудь этого скота, да познакомить с охотничьим ножом. Уж шибко неугомонный.
– Я не понял, кому тут в дружине неугодно, – прогремел грозный голос Белорада.
– В дружине угодно, не угодно, что в псарню её превращают, – встал из-за стола Колыван.
– Ты, видно, псарню не видал, – Белорад нахмурился, от чего и без того суровый вид его стал угрожающим.
– Видал, в том-то и дело. Негоже, чтоб и дружина превратилась в это!
Белорад медленно пересёк обеденную, подходя вплотную к Колывану:
– Так может, стоит тебя перевести в псари? Раз такое любопытство лютое у тебя? Я это мигом устрою, – голос воеводы звучал, словно молот кузнеца, отбивая из стали каждое слово. – Сейчас поешь, и на псарню! Чтоб всю её вылизал к утру! Может, кому ещё в дружине не угодно? Так у нас при дворе псарей-то недостаток. Ещё раз услышу подобные шутейки – все побежите клети чистить! – отчеканил воевода.
Колыван притих, Арон всё это время глядел на стол, словно воды в рот набрал, и не решался, как обычно, поддакнуть дружку. Трифон дёрнул Волка за рукав, указывая на стряпчего:
– Пошли.