встретиться с Эриком.
Главный надзиратель расслышал в голосе посетителя нотки раздражения и попытался исправить положение, начав интенсивно рыться в картотеке, с целью найти историю болезни Эрика Люпино.
– Ага! Вот она – надзиратель Хилтон вытащил документ из ящика и заглянул внутрь – Не хочу вас расстраивать, мистер Прист, но недуг этого пациента лечат электрошоковой терапией, сильнейшими транквилизаторами и ледяными ванными, и он вряд ли сможет с вами общаться.
– И всё же – настаивал детектив – Позвольте мне задать ему пару вопросов.
– Ну, хорошо. Только я вас предупреждал – надзиратель протянул Присту перо – Распишитесь, пожалуйста, в журнале посещений. Спасибо. А теперь прошу за мной.
Уже в коридоре Хилтон продолжил читать медицинские записи:
– Его симптомы лечению препаратами не поддаются. Люпино до сих пор твердит, что его преследует потусторонний голос, который приказывает ему содрать с человека кожу. И на следующей неделе собирается консилиум. Будут обсуждать вопрос об оперативном вмешательстве. Сюда, пожалуйста, – надзиратель свернул к винтовой лестнице.
– Как странно, – задумался Прист, поднимаясь наверх по крутым ступенькам, – Его полгода лечили бесполезными препаратами и били током, и только сейчас вспомнили о лоботомии. Вы ничего больше не хотите мне сказать, мистер Хилтон? Объясните, почему до этого не додумались раньше.
– Видите ли, детектив, нашей старой больнице требовался капитальный ремонт, новое оборудование и лекарственные препараты. Поэтому мы не могли отказаться от столь щедрого предложения.
– Вам платили за то, чтобы вы не трогали Люпино – догадался Прист – А когда прекратили спонсирование, доктора, наконец, решили начать настоящее лечение. Вы скажите мне, кто занимался такой благотворительностью, кто снабжал вас деньгами?
– Не знаю, сэр. Этот человек предпочитал оставаться в тени – Хилтон врал, и это было слышно в его дрожащем голосе. Видимо, ему заплатили за молчание.
Благородный человек знает только долг, Хилтон же оказался низким человеком, знавшим только выгоду.
Кристофер с лёгкостью мог распутать его язык, но к методам, нарушающим закон, он прибегал крайне редко. Да, и время поджимало. В запасе у него было около сорока минут.
Они миновали ещё один лестничный пролёт и оказались в южном крыле больницы – отделении строгого режима. Здесь ощущалось постоянное напряжение, чувствовался тюремный дух: охранники и служители были одеты в специальные жилеты и маски с решётчатыми забралами, у каждого при себе имелась дубинка и наручники, они стояли почти у каждой коридорной двери или решётки, охраняя покой психов.
– В этом крыле мы держим буйно-помешенных пациентов. Они сидят в отдельных камерах и подвергаются эффективному лечению – хвалил Хилтон своё отделение, проходя мимо кабинетов, из которых доносились крики, – Это слова благодарности. Не обращайте внимания. В отделении интенсивной терапии всегда