Именно вчера?
– Стоп. Мы сейчас в трех соснах заблудимся. Ну вот, я же эту фразу…
– Эту фразу ты очень часто употребляешь, – заверила моя жена.
– По дороге прикупишь кое-чего?
– Куда ж денешься? – развел я руками. – Я быстро… постараюсь… На метро поеду.
– Машина под боком почти.
– На метро будет быстрее.
– А сумки с продуктами дотянешь?
– Дотяну.
– Ты не заболел, Семен? – спросила теща.
– А давайте за продуктами я с Венькой сбегаю? – предложила Юля.
– Вот, помощь вовремя подоспела, – обрадовался я. – А налегке я мигом обернусь. Все, полетел.
– Мишке «привет» передай от всей нашей команды.
– Передам…
– И бананов по дороге прихвати. Мишка бананы очень любит.
– Кто, Мишка? Он шашлыки любит, курочек-гриль и…
– Так Мишка же вегетарианец, – удивилась Ира.
– Даже я об этом знаю, да-а, – сказал мой тесть.
– Слушай, может тебе не ехать, а? Ты как-то… Ты какой-то не такой…
– Успокойтесь, мобильник при мне, – улыбнулся я. – А с остальным, я думаю, разберусь. «Бананы», говорите?.. Пока.
32. «Что за путаница в голове? – вопрошал я себя, спускаясь по эскалатору. – И метро другим кажется. Хотя, когда я последний раз в метро ездил? Года два назад?.. Больше…»
Когда я сел в поезд, и он тронулся, то как-то сразу из глубин памяти всплыло давнее ощущение юности, когда Ира и я вечерком мчались по подземному лабиринту сквозь толщу болотистой тверди навстречу киношным героям.
33. Несмотря на то, что добрая половина мест в вагоне была свободна, мы стояли в углу, прижавшись друг к другу.
Я не знаю почему, но слова – те, что звучат – нам были совсем не нужны. Но мы говорили, говорили на другом языке, находясь в другой системе координат, говорили молча, не слыша и не видя ничего вокруг, существуя в этот момент параллельно. Единое и неделимое «мы» и все остальное. Такое несущественное, такое незначительное, почти неосязаемое, похожее на выдумку, нашу выдумку.
Сильный толчок в плечо. Я с трудом выныриваю в слепящий искусственный свет шелестящего и повизгивающего вагона.
Поворачиваюсь. Черное вытянутое пятно передо мной снизу довер… нет, светлая с рыжинкой округлость и… черный кусок разъединенности, болтающийся, раскачивающийся над пятном. Шапка. Ну да, шапка. Зимняя шапка. Мужская. Военная. Морская.
Начинаю вглядываться. «Светлая округлость» превращается в улыбку. Глаза и растянутые, обнажающие зубы губы. И… все равно…
– Семчик! – слышу я как-будто бы знакомый голос. – Сема!
И только в этот миг медленное распознание заканчивается молниеносным узнаванием. Черное пятно, улыбка и зимняя шапка собираются в образ курсанта военно-морского училища.
– Степа! Обалдеть! – кричу я на весь вагон. – Вот это номер!
– Да, номер…
– Две тысячи километров, четыре миллиона жителей, метро, вечер и такая встреча. Невероятно!
– А если учесть, что мне два месяца увольнительную не давали…
– А если добавить к этому, что я сегодня не думал вообще вылезать из