время» «многие на то» (на восстание. – М. Б.) «посягнули», но «дальнейшему действию воспрепятствовали» влиятельные осетинские старшины – Тома Басилаев и Парсадан Солохав (Шавлохов? – М. Б.). Было очевидно – идея о восстании и освободительном движении переживала время, когда организационно-политически она не обрела еще четких очертаний. Просматривалось и другое – отдельные осетинские старшины были в союзе с грузинскими тавадами и серьезно влияли на развитие политических событий. Тома Басилаев и Парсадан Солохав, сорвавшие восстание летом 1827 года, были «знакомыми» князей Эристовых; Юзбаш и Шалва Эристовы «послали» к упомянутым осетинским старшинам «двух осетин» явно для того, чтобы приостановить зародившееся восстание и «узнать от них во всей подробности» о намерениях повстанцев.
К началу 1830 года политическое положение Южной Осетии несколько стабилизировалось. Это было достигнуто благодаря активности российской администрации среди югоосетинского крестьянства и обещаниям о «введении между ними правления и о первоначальном их образовании», иными словами – установления в Южной Осетии российской администрации и предоставления ей независимости от грузинских князей. О подобных обещаниях сообщал гражданскому губернатору советник Яновский, считавший, что только такое решение югоосетинского вопроса может «вселить» в «среду осетин» доверие «к русским». Однако гражданский губернатор наставлял своих подчиненных повременить «до весны» (до весны 1830 года); по свидетельству губернатора, так было угодно новому главнокомандующему графу Паскевичу. Завершив русско-турецкую войну, последний еще в 1829 году получил от Николая I новую стратегическую директиву, суть которой сводилась к следующему: «Кончив, таким образом, одно славное дело, предстоит вам другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных». Приведенные слова императора, бесспорно, предрешили события 1830 года на Большом Кавказе. Однако многие исследователи распространяют их значение и на все последующее время, будто бы они определили политику Николая I на Кавказе. На самом деле установку на «усмирение» горцев «или истребление непокорных», данную сразу же после окончания русско-турецкой войны и скорее всего под впечатлением от громкой победы над Портой, император пересмотрит в том же 1830 году. Стоит также подчеркнуть – граф Паскевич, отличавшийся спокойным нравом, не был сторонником столь крайних мер, чтобы в его решениях или приказах давались распоряжения об истреблении горцев. В то же время указание Николая I о новом наступлении на горцев Большого Кавказа – а речь в его распоряжении шла именно о них – вызвало на Кавказе крупные военно-политические события. По свидетельству генерала А.И. Нейдгардта, император требовал от Паскевича «произвесть одновременный поиск противу всех горских народов, завладеть важнейшими пунктами их земель, а в особенности низменностями