выбросилась, да не сразу померла. Лежала на улице, кричала, а помочь уже было некому – пылала Валгеда, дома грабили. Отмучилась, когда керед какой-то конем своим ей голову растоптал.
– А невестки и дочери спастись не смогли. Забрали их в юрты – пешком до самого стана связанных гнали – ханам на утешение, всему народу нашему на позор!
– Ох, защити Архангело-Глинское княжество, Царица Небесная!
Собака прислушивалась. Вдруг непостоянный весенний ветер подул в другую сторону, и она учуяла знакомый запах и обернулась к белым стенам церкви. Агафия вышла на улицу. Она крестилась и кланялась, повернувшись к входу, но, судя по бледному лицу и горящим, как безумным, глазам, уже достаточно услышала и все поняла. Княжна протянула руку и стала шарить в воздухе, как слепая. Собака подставила черный нос под тонкие пальцы. Ладонь поднялась выше, слабо почесала за ухом волколака. Агафия процедила сквозь зубы тихонечко:
– К Радолюбу. К Честимиру.
Девица шла быстро, но дороги будто не различала. Бредущая навстречу румяная баба развернула коромысло, но Агафия все равно задела полное ведро, окатив и себя, и протиснувшуюся между ней и горожанкой Бортэ-собаку. После княжна наступила на развалившуюся на залитом солнцем сухом кусочке не устеленной досками улицы свинью и чуть не упала. И волколаку в зверином облике пришлось хватать подругу за подол рубахи зубами и волочь прочь, чтобы девица не стукнулась лбом о раскрытые створки ворот в шинок. Под навесом никого не было, кроме спутников Агафии и Бортэ. Одна телега была полностью загружена, одни сани совсем опустели. Со вторых Добрыня, Путята и Воик носили товары в повозку, где Радолюб и Честимир укладывали полученные ящики и мешки. Княжна кинулась к слуге княгини Ясинки. Тот склонился, напуганный ее видом и ожидавший что-то услышать, но и не думал, что Агафия схватит его за плечи и закричит жалобно:
– Улетим отсюда! Убежим, уплывем, все бросим! Только скорее, Бога ради!
– Что случилось? – испугался Радолюб.
– В Новый Волчок. В Новый Волчок, только там мне будет спокойно. Здесь убивают таких, как я! Быть беде – и я погибну!
– Валгеда? – спросил Честимир, не глядя племяннице в глаза.
– Да! Не будьте глупыми и жестокими! Не равняйте жизнь чужую и товар! – заплакала Агафия.
На крыльцо шинка и двор вышли люди, криками девицы привлеченные. Опасаясь, что услышат люди не то, Добрыня поспешил зевак предупредить:
– Сестрица по жениху убивается. Он остался в Валгеде.
– Ох ты, Господи, жизнь молодая. Сгоревшая, загубленная, – вздыхали все, крестясь и головами качая.
Радолюб Агафию приобнял:
– Тише, тише, в горницу пойдем!
– С места не сдвинусь, пока не будет по-моему! А коли не будет, заберу Бортэ и уйдем с глаз долой, раз не нужны здесь никому!
Собака припустилась помогать Добрыне и залаяла на зевак яростно. С других дворов псы начали отвечать, зазвенели цепи тяжелые. Лошади на конюшне