работал. И хотя формально мальчик тому не принадлежал, хитрый делец знал, что идти щенку все равно некуда. Так почему бы не «освободить» его от тяжелой работы, не выручив заодно несколько монет? Торговец хотел, чтобы вдобавок к деньгам примарх сжег для него несколько молельных свитков, но получил отказ.
Те немногочисленные пожитки, что Нокта мог считать своими, остались лежать в темном углу за корзинами. За свою короткую жизнь он не обзавелся сколько-нибудь значимыми вещами, даже одежда, и та почти вся была на нем, за исключением нескольких лоскутов ткани, которыми мальчик обматывал ступни, когда боль от мозолей становилась нестерпимой.
Сейчас они очень бы ему пригодились. Священник уходил все дальше, и Нокта, решивший, что пойти с ним – не такая уж плохая идея, поспешил следом.
Вскоре мальчик нагнал уже знакомую фигуру у границ храмового квартала. Как он и предполагал, священник направлялся к храму Всевоплощенного.
За все время тот ни разу не обернулся и не посмотрел, идет ли за ним мальчик. У самой границы квартала Нокта вновь остановился, чтобы полюбоваться на окружающие его здания.
К каждому вели украшенные цветами аллеи, в фонтанчиках журчала вода, в бассейнах плавали рыбки – алые, золотистые,– с первого взгляда их трудно было заметить на фоне блеска устилавших дно водоемов мелких монеток – медных, бронзовых.
Дующий с моря ветер уносил все прочие запахи, кроме аромата благовоний. Тонкие завитки дыма тянулись от многочисленных курильниц, сплетались, а затем продолжали путешествие как некий третий, доселе неведомый аромат. Вот пахнет корицей, имбирем, гвоздикой, а мгновение спустя – сыростью, плесенью и тем, в чем позже Нокта узнает запах старых книг. Так могло пахнуть в склепе.
Внутри храм действительно напоминал гробницу. Шагнув за порог, Нокта оказался в мире переменчивых теней, шорохов и целой круговерти запахов: цветов, дерева, камня, сырости и невообразимой старости.
Священник дожидался его у входа. Стоял, заложив руки за спину. В этот момент он походил на одну из тех статуй, что изображали воинов и гигантов древности,– достаточно было представить меч на его боку или закинутое на плечо копье.
Однако не воображаемое оружие делало священника похожим на воина, вовсе нет. Это были глаза. Их взгляд буквально приковал Нокту к земле. Еще недавно он радовался царящей внутри прохладе, а сейчас ледяная стужа сковала все его тело, заморозила кости, сделала их хрупкими, как стекло,– тронь, и разлетятся на тысячу осколков, рассыплются в сверкающую крупу прямо под кожей, словно стеклянная посуда в холщовом мешке.
Так оно и случилось. Едва Нокта попытался заговорить, священник поднял руку, а затем с размаху ударил его по лицу…
Голова болела, как тогда.
Открыв глаза, Ноктавидант обнаружил, что лежит на полу в луже крови. Ее было столько, что, казалось, неподалеку растерзали средних размеров животное. Судя по тому, как кровь успела остыть и свернуться, он провел без сознания около получаса.
Поглядев