вещей, верные для тварных существ, не распространялись на нетварных. Посмертные дары нужны были, чтобы поддерживать материальную форму, лечить, защищаться от смертельных повреждений, но не для того, чтобы просто быть.
Он понимал, как это работает, профессор Даргус объяснил и, объясняя, перевернул всю сложившуюся систему представлений о законах мироздания. Понять получилось. Принять – пока нет. Зверь всегда думал, что мыслит рационально, а оказалось, что его рациональность ограничена жёсткими рамками. Досадное открытие. Разочаровывающее.
– Я всё равно хочу убивать, – признался он неожиданно для самого себя.
Говорить о таком можно было с Эльриком, только с ним, ни с кем больше. Остальные, даже Ринальдо, слишком… люди? Нет. Не в том дело. Слишком не-шефанго, чтобы поверить, что желание убивать – плохая привычка, а не пугающая, противоестественная потребность. Зверь сам думал, что это пугающе. Но до знакомства с профессором Даргусом не находил в жажде убийства ничего противоестественного. Он, в конце концов, с четырнадцати лет только тем и жил, что убивал. Первый хозяин объяснил ему, что он не человек, а значит, ему позволено то, что не позволено людям. До тех пор, пока люди не найдут способ убить его самого.
Оказалось, что дело вовсе не в его природе. Дело в его непонимании своей природы. В незнании, в слабости, в неумении быть собой. В неспособности – это было хуже всего – использовать себя с полной отдачей.
Даргус в результате стал последним, кому стоило бы признаваться в желании убивать. И кто, спрашивается, дёрнул за язык?
Маска грифа-мизантропа на мгновение спала. Профессор удивлённо приподнял брови. Тут же, однако, привычно нахмурился и фыркнул:
– Вы последние полгода служите живым щитом для своих пациентов. Музыка, сводившая их с ума, им больше не слышна, зато вы слышите её за всех. Чему же тут удивляться, если вы постоянно пребываете на грани безумия? Когда начнут работать ваши устройства для аккумулирования некроэнергии, влияние уменьшится. Но полностью не исчезнет.
Не исчезнет, конечно. Некроэнергия, посмертные дары – лишь часть инферального излучения. Основная часть. А музыка, о которой говорит профессор, – всего лишь носитель, способ доставки посмертных даров из Ифэренн в тварный мир, но она слышна, и, выходит, что как раз она-то и проедает мозги.
– Их самих это не радует, – сказал Даргус. – То, что вы называете посмертными дарами, в Ифэренн – основной ресурс. Самая ходовая… м-м… валюта. Источник энергии. Средство обмена. На них построена экономика и тварных, и нетварных созданий. Прорывы, подобные тем, что возникают в нашем мире, вредят обитателям Ифэренн меньше, чем нам, но никого не радует, когда… – Он неопределённо пошевелил пальцами, подыскивая подходящее сравнение.
– Когда деньги вылетают в трубу, – подсказал Зверь.
Он собирался сделать так, чтобы прорыв не закрывался. Именно это, а не создание аккумуляторов для посмертных даров, было