декламировать своего любимого поэта? Людям, которые хамят и плюются? Почему я так боюсь идти работать по специальности? Почему я боюсь учить детей?
«Потому что это правила. Режим. Распорядок дня. Это огромная ответственность. Это самодисциплина. Это культура поведения. Это постоянное развитие и совершенствование. Это контроль за своими действиями и мыслями. А ты расхлябалась. Все из-за тех резиновых сапог, наверное. Но даже не это – главное. Это все – приобретаемые условия. Главное – верить в каждого начинающего свой путь маленького человека. А как ты можете верить в маленького человека, если, выбирая в данный момент наилегчайший путь для себя, до сих пор боишься стать человеком! Ты готова всю последующую жизнь оправдывать свой этот шаг? Я слабею. Я это чувствую. Ты не питаешь меня никакой Надеждой. И эта роба мне совсем не к лицу» – моя Вера нацепила на себя заводскую робу и, сидя на подоконнике, зашнуровывала боты. Она впервые со мной заговорила. Дорожный ридикюль был все тот же.
Я продолжала курить в окно.
***
– Пап, я уехать хочу из этой деревни.
Мы сидели на диване, который стоял на веранде нового отцовского пристанища. Он приобрел новую семью – не смог жить с больной матерью. И здесь-то не особо жил. Он все чаще и больше прикладывался к стопке.
– Куда? Учиться? – Отца знобило. Он явно хотел опохмелиться.
– Да. Учиться. Что бухаешь-то, пап? На кого похож-то уже? Видел себя в зеркало? – Я с сожалением смотрела на него. Он осунулся, сгорбился и постарел.
– А бабушка что говорит? – Он кое-как смог поджечь сигарету. Похмельный синдром вытряхивал из него все силы.
– Конечно, соглашается! – мы, не договариваясь с отцом, одинаково кривобоко ухмыльнулись. – Она ведь очень боится, что я стану такой, как ты.
– А какой я?
– Да никакой! Вечно пьянствующий поглотитель книжной пыли – так она тебя называет.
Отец отвернулся.
– А сама-то кем хочешь стать?
– Не знаю, пап! Человеком! – я улыбнулась. – Человек! Это ведь гордо? Что пьянствуешь-то? Два месяца гулял? Сердце-то откажет, пап!
– Да скорей бы уже. Надоело все. Сердце особенно надоело!
– Надоело? – Я попыталась схватить за руку, но он резко отмахнулся от меня. – Тебе жить надоело, что ли?
– Надя! Человек никогда не насытиться жизнью, если он живет. А я-то жил что ли? Так себе.. Все пытался!
– А я? Я тоже попытка? – Голос дрогнул; глаза наполнились обидой.
– Ты? – отец виновато посмотрел на меня и попытался смахнуть мою слезу. У него не получилось. У него тряслись руки. – Ты – единственное верное решение в моей жизни. И уходи уже! Уезжай! Мне выпить нужно.
– Пап, ты умрешь?
– Да.
Я ушла. Через два месяца отца не стало в моей жизни. Он умер пьяный, так и не придя в трезвое сознание.
***
Моя Вера намеревалась открыть окно.
– Ты куда? – Я вопросительно на нее смотрела.
– Я ухожу! Вернусь, как будешь готова.
Она