сиятельство, осмелюсь у вас поинтересоваться: вы ведь не верите тем досужим домыслам, которые охочие до сплетен матроны распускают о нашей девочке налево и направо?
Граф посмотрел на синьору Бенедетту с удивлением и недоумением:
– Признаться, я ничего подобного не слышал, а о сплетнях и домыслах скажу так: людская молва и осла сделает глупее, чем он есть на самом деле. Я вообще не привык полагаться на чужое мнение. У меня есть свои глаза и уши, и я в силах сделать о том или ином человеке собственные выводы. А в отношении вашей приемной дочери я стараюсь придерживаться старой, мудрой истины: пусть Бог бережет меня от того, кто внушает мне доверие, а с тем, кому я не слишком доверяю, разберусь и сам.
Арабелла сперва закусила губу, а потом с некоторым вызовом в голосе спросила:
– И как же, простите за любопытство, вы собрались разбираться со мной, милорд?
Моразини улыбнулся.
– Одна наша мудрость гласит: человека познают в пути и в игре. Путешествовать мне с вами, милейшая синьорина Анджелина, вряд ли доведется, а вот сыграть с вами во что-нибудь я готов.
– В шахматы, например! – оживился синьор Форческо. – Наша девочка прекрасно играет в шахматы!
– Ну что же, думаю, синьорина Анджелина не будет возражать, если я предложу ей разыграть партию в шахматы.
Арабелла недоуменно пожала плечами.
– Отчего бы это я стала возражать? Как вам будет угодно, милорд.
– Тогда приглашаю всех в гостиную.
Все присутствующие поднялись из-за стола и в сопровождении хозяев прошли в парадную комнату, отделанную малиновым брокатом[216] с золотым и серебряным рисунком. На плафоне этого зала была изображена аллегория любви в виде мифологических фигур Купидона и Психеи. Божества взирали на двух парящих голубей, обращенных друг к другу. Это была своеобразная аллегория согласия. А в облаках двое маленьких путти[217] забавлялись с ключом. Именно так автор этого плафона[218] представил аллегорию верности.
– Ваша милость, виконт, вы не находите, что эта гостиная как нельзя лучше подошла бы для завтрашней церемонии? – спросила синьора Бенедетта, рассматривая потолок зала. – Здесь просто витает аура любви! Похоже, ваши родители были большими романтиками.
– Вы это очень верно заметили, синьора Бенедетта, – отозвался Витторе. – Плафон этой гостиной был расписан по замыслу нашей матушки.
– Господа, пожалуй, мы с синьориной Анджелиной не будем терять время и начнем нашу партию, – вклинился в их разговор граф Морази́ни. – А вы в это время можете продолжить любование интерьерами виллы, – добавил он, обращаясь непосредственно к гостям.
Синьора Форческо кивнула, соглашаясь. Ее супруг, хоть и не слишком хотел, был вынужден присоединиться к ней.
Альфредо предложил избраннице брата расположиться в одном из кресел бержер[219] за невысоким столиком, инкрустированным флорентийской мозаикой. Достал коробку с шахматами.
– Ну что же, предоставляю вам как даме право играть белыми, – Моразини сделал знак рукой, приглашающий к расстановке фигур. Когда всё было готово к игре, граф произнес:
– Ваш ход, синьорина Анджелина.
Арабелла,