новичок их засыпет, да и другие косо поглядывали. Монтиньи колебался. А я… я хотел жрать! Ну и… чтобы приняли меня к себе, накормил их ужином за свой счет. Ох, святой отец, до чего же вкусен был тот ужин, всем хорош, только монах, проспавший свой кошель, уж больно долго гонялся за мной. Хохоту было! Вот с тех пор я и стал «отцом-кормильцем». Где что стянуть, кошелек, кусок мяса или бутылку вина – лучше меня никто не сделает… Новый день – новая жизнь. Мы, человеки, каждый миг живем особую жизнь. Человек таков, каков он в этот миг.
– Чем ты хвастаешь – подумай! – перебил его разгневанный Гийом.
– А я не хвастаю. Хвастовство – всегда преувеличение, а я ничего не преувеличиваю. Спроси у кого угодно, – незаметно для себя Франсуа перешел на ты. – А, впрочем, может ты и прав, подначивать они тоже мастера. Но дело не в этом. Мы говорим о моем характере и о том, что меня ждет. Да, не случай, конечно, виноват в том, что я стал вором, не случай, а мой характер. Для тебя воровство – страшное зло. Для меня оно тоже, поверь, зло, но только не страшнее остальных. Попадись я Александру Македонскому, как тот пират, и я бы сказал:
За что же вором обзывать?
За то, что я сумел собрать
Лишь кучку удальцов, не боле?
Когда б имел я флот и рать, —
Как ты, сидел бы на престоле!
Что же получается: чем крупнее зло, тем больше у него шансов из порока перейти в разряд добродетелей? Вот с этим я никогда не смогу согласиться. Да, я вор! Но я крал золото у монахов и попов, а не у школяров и бедных горожан.
Я не ангел, понимаю, но такой сор иногда встречается, что мне далеко до них, а ведь я гордо зову себя мошенником. Твою фамилию переделал и обесславил.
– Ты магистр, поэт, вон даже вор. Какие титулы! Какие тебе еще нужны? Может, хочешь быть герцогом, – так это тебе абсолютно не светит.
– Нет, какой из меня герцог?! А все эти титулы, конечно, что-то значат, но и к ним я особо, на самом деле, не тянулся. Единственное, кем бы я хотел быть, это счастливым человеком. Увы, скорее я герцогом стану, чем им.
Ты же знаешь, мы всегда жили бедно. Я завидовал богачам, тем, кто в кабаках сидит. Я мечтал о такой же жизни. Но для этого у меня был только один путь – через университет. И ты, и мать все время склоняли к этому – другого не знали, да его для меня и не было. И я не знал. Работать физически был еще молод и слаб. Торговать нечем. Да и не умел.
А когда закончил бакалавриат, получил лиценцио, на радостях сходил в трактир, вот крышу и снесло. Это не со школярами на каком-нибудь мальчишнике, когда каждый су на счету. Те, что сидят в кабаках, жили широко. Я долго не мог понять, откуда у них деньги. Думал, лодки разгружают. Как же!
Да, я убийца! Но я убил монаха! Ты ведь знаешь, что за скотина был этот Сермуаз. Не я, так кто-нибудь другой сделал бы это. Сколько денег он отобрал у бедняков! Куда мне, вору, до него! А сколько мужей спали и видели во сне его окровавленный труп! Да ведь