закончились. Вне школы я никому ничего не должен. Я продолжил свой путь, а она мельтешила рядом на своих коротких ножках. По-моему, ей уже двадцать пять, но выглядит она лет на четырнадцать. Маленькая, худая, со вздернутым носом, с совершенно каким-то детским голосом. Этот голос до сих пор звенит в моих ушах. Она всю дорогу шла за мной. Потом села в тот же поезд, что и я. Примостилась рядом, как будто бы мы знакомы сто лет. Протянула мне открытую шоколадку, на которую я едва взглянул. А потом началось «Это поезд. А это велосипед. Правильно? Это метро, а это улица? Правильно?» Нужно заметить, что произношение у нее недурное, но все равно меня раздражает, когда кто-то заставляет выполнять работу в нерабочее время. Я ей в репетиторы не нанимался. Так что я просто молча игнорировал ее вопросы. Но она все говорила и говорила. Я дал на занятии больше пятидесяти новых слов. Как она так их быстро запомнила? Я вышел из поезда, она за мной. Я перешел дорогу, она за мной. Я стал идти быстрее, а она все так же плетется за мной, едва поспевая. Так я первый раз дошел до дома в чьем-то сопровождении. Открыл подъездную дверь, она за мной. Проверяю почтовый ящик, и тут она отпирает ключом соседний почтовый ящик. До меня вдруг дошло, что она живет в этом доме. А то я уже подумал, что она безумная и решила меня преследовать. На втором этаже она остановилась у двери Барбары Эртман. И тогда я вспомнил, где я уже слышал этот навязчивый голос. Она в течение месяца каждое утро, как шарманка, здоровалась со мной. Теперь, оказывается, она еще и в моем классе учится. Да уж. Бывают в жизни разные неприятности. Но в этом есть и свои преимущества. Сейчас, к примеру, три часа ночи, а я все так же сижу на кухне и пью горький кофе. Но странно, что сегодня в голове вместо картин прошлого то и дело всплывало смешное лицо этой соседки. Путь она неказиста, но это все же лучше, чем те лица которые настигают меня каждую ночь.
После трех ночи меня начинает клонить ко сну. Я отправляюсь в зал, включаю там свет, сажусь на кресло, закрываю глаза и проваливаюсь в темноту, где от усталости в глухой тишине провожу остаток ночи.
Барбара
Хани пришла домой ближе к пяти часам. Я уже сидела на балконе и докуривала себе тихонько пятую за день сигарету. Бывают дни, когда плохое настроение, как мигрень, накрывает меня, и я становлюсь раздражительной. Все мне кажется безвкусным, бесцветным и бессмысленным. Такое хоть и случается не так часто, однако когда случается, то меня лучше в это время не трогать.
– Я дома! – радостно прикрикнула Хани с порога.
– Боже, счастье-то какое, – просипел мой голос.
– Барбара, мне так понравилась ваша мастерская, – трещала она.
Эта фрейлин намеков совсем не понимает. Когда я вот так сижу и едва отвечаю на ее возгласы, то можно же понять, что мне сейчас не хочется разговаривать, прах ее возьми.
– Там у вас так уютно, – не унималась. – Ты будешь чай или кофе? Я сегодня после занятий делала там уборку, и была просто