оботрись, парень, – посоветовал приземистый бородатый конопатчик, на ходу бросая тряпицу. Потом осмотрел раненую спину. – Повезло тебе, – добавил он. – Стегали без злости.
– Повезло? – вырвалось у Уго.
– Конечно. Это ведь ты полез в драку, когда казнили мисера Арнау? – Вопрос больше походил на утверждение. – Смело. Неразумно, но смело. Вступиться за справедливость перед придворными полагалось городским советникам, но их больше интересует дружба с власть имущими, чем судьба горожан, а теперь, без короля Педро… – Конопатчик прищелкнул языком и, не закончив фразу, громко позвал какого-то Андреса, каковой вскоре высунул голову из-за лодки. – Принеси снадобья от ран, – велел бородач.
Барселонский берег разделялся столбами, отмечавшими зоны, где можно вытаскивать на берег рыбацкие лодки, и зоны, предназначенные для строительства судов под открытым небом. Перед старинными римскими воротами Регомир располагалась старейшая в Барселоне площадка для корабелов. Рядом со стеной стояло небольшое здание под названием Voltes dels Fusters[10] – здесь хранились паруса, мачты, реи и другие детали оснастки, но корабли строили прямо на берегу; этим ремеслом и занимались Андрес, паренек чуть постарше Уго, и Бернардо, его отец: первый был подмастерьем, второй – мастером-конопатчиком.
Бернардо сам обработал раны мальчика: от его мази спину снова ожгло, как при погружении в соленую воду. Пока он это делал, подошли другие работники. Все знали, что Уго провезли по улицам на осле, а еще, кажется, всем было известно, что произошло в день казни мисера Арнау.
– Ты ведь сын Матиаса Льора? – спросил сгорбленный мастер, морщинистый и загорелый. – Его еще прозывали Свистун. Твой отец всегда что-то насвистывал. – Старик закаркал – такой у него был смех. – Очень его было жалко. Как твоя мать поживает?
– Хорошо… – промямлил Уго.
– Красивая женщина, – добавил старик.
– А ты? – вмешался еще один. – Тоже будешь моряком?
Моряком? Уго помотал головой, словно не отваживаясь произнести вслух. Батюшка… тот всегда говорил, что море чудесно. «Оно как прекрасная женщина, на которой ты покачиваешься, – объяснял он. – Море – вот мое лучшее наслаждение… после тебя», – поправлялся отец, если Антонина слышала его речи и недовольно морщилась. А когда отец с сыном оставались наедине, Матиас заводил настоящий мужской разговор: «Уго, нет на свете девки такой капризной, так умеющей тебя выбесить, как море. Держись от него подальше». Мальчику не довелось узнать, каким капризным оно может быть. «Обещай мне, Уго, что ты никогда не уйдешь в море, как ушел он», – умоляла Антонина в день похорон, указывая на гроб. И Уго пообещал.
– Знаешь, где улица Регомир?
Вопрос человека, который, судя по теслу в руке, являлся mestre d’aixa, пробудил Уго от грустных воспоминаний. Мальчик растерянно помотал головой.
– Да знаешь, знаешь! Ты же по ней на берег спустился! – подсказал Андрес.
– Ах да!
– Ну