на лугу у речки. Они катали с деревянных горок разноцветные яйца, пели песни с повторяющимся припевом. Наверно, это отвечало их обычаям, для нас же было интересным зрелищем.
А потом наступило лето, самое радостное и интересное время года.
Мы ходили в лес, собирали ягоды, встречали пробегавших зайцев, купались в узкой извилистой речке с очень чистой водой.
Выше речки были большие поля с посадками овощей. Кто-то сказал, что там есть горох, и мы с одним мальчиком побежали на разведку. Там увидели сторожа на вышке и притаились в траве. А когда подползли к кустам гороха, раздался громкий выстрел. Мы прибежали к реке, где испуганные воспитатели уже искали нас.
По этому случаю в школе было большое собрание, там говорили, что позорно воровать то, что нужно фронту. Моя мама плакала, мне было стыдно и жаль ее – при стольких переживаниях, у нее еще и плохой сын. Но через пару дней об этом случае все забыли.
Воспитатели относились к нам тепло и заботливо. В школе мы чаще рисовали, лепили разные фигурки, нам читали книжки, привезенные из Ленинграда. Самой интересной мне показалась сказка И. Ершова «Конек-горбунок». Запомнилось и стихотворение К. Чуковского о Бибигоне. Он мечтал побывать на Луне, и было непонятно, попал ли он туда, это меня тревожило.
Работавшие в школе женщины громко переговаривались между собой, что мешало слушать чтение. И однажды я сказал им:
– У людей болтаются языки – они и говорят без остановки.
– Боже, что сказал этот мальчик! – всплеснула руками одна женщина.
Работницы побежали к моей маме, наперебой стали рассказывать ей о моих словах. Мама стояла с лицом, покрасневшим, или от гордости за сына, или из-за того, что, нагнувшись, мыла пол в коридоре. А я и не понял, что особенного произошло. Просто – сказал.
В соседнем доме жил Витя Череповский, фантазер и умелец. Когда я приходил к нему, со шкафа срывался и наискосок пролетал комнату самолет, а на буфете начинал двигаться паровоз с вагонами. Все это Витя делал из картона и бумаги, придумывая систему грузов для движения своих моделей. Он был старше меня, мы подружились. От него я узнал, что его папа – летчик. В Бетелево Витя попал с дедом, художником. Дед рисовал портреты ушедших на войну по фотокарточкам, их приносили женщины села. Еще он писал объявления, их вывешивали на помещении сельсовета. Я видел и его картины с изображениями местной природы. Однажды Витя прибежал ко мне и крикнул:
– Завтра будут убивать Шарика, он взбесился! И к какой-то из ваших девчонок прилетит папа. Самолет сядет на лугу у речки.
Шарик, добрый старый пес, жил в конуре за школьным сараем. Недавно он заболел, из его пасти шла пена, шерсть висела клочьями.
Убивать Шарика позвали одноногого сторожа поля с горохом. Он долго целился в собаку из длинного ружья. Не верилось, что это – всерьез. Но грянул выстрел, и Шарик повалился набок. Мы подошли к нему, и вдруг поняли, что он уже никогда не сможет лаять, бегать – всего от одной дырочки в боку, из которой пролилось немного крови. Это было для нас неожиданным,