декоративный цветок.. в золоченом горшке.. Когда мне исполнилось восемнадцать, он снял для меня квартиру и позволил жить самостоятельно. Помогал материально.
– Ну понятно..
– Нет. Нет. Не было.. Ничего не было.
– Ага..
– Нет. Я уже жила, как хотела. Ходила в кино, в театр, заводила знакомства.. Я не работала. Он присылал мне деньги. И мы с ним не виделись.
– Грех жаловаться.. когда дядя-миллионер ни того ни с сего..
– Не тебе осуждать.. А потом.. Пару месяцев назад он пришел.. с особым..
– Ну вот..
– Ты послушай. И потом осуждай. Нам, мне и его.. В общем, он пришел с поручением, с просьбой, может.. надо писателя найти..
– И это все?
– Все.
– А ему зачем?
– Говорит, сердце.. про сердце он много говорил в последнее время.. Он хочет оставить воспоминания.. но не его это, он сам не напишет. Нужен тот, кто напишет за него.
– Что-то здесь.. или ты недоговариваешь.. Этот город, он же кишит.. Да вам по объявлению что угодно напишут, только плати. Тоже мне проблема.. Ну ладно..
– Не любой.. Любыми средствами, любым способом, дозволенным и запрещенным, деньгами, славой, угрозой, лестью.. соблазном.. Всем. Лишь бы найти.. Вот только с честным сердцем ничем не купишь..
– Вы в институтах, где на писателей учат, не смотрели? Ну так посмотрите.
– Уже не надо.. – распятая в воздухе пауза, и.. – Игорь, это ты..
– Я? Вот так вечер откровений. Я ручку держать разучился. Давно в школе было.
– Ты не пробовал..
Повешенный, сирота казанская, тридцать тысяч неучета, и, наконец, Анастасия, – события последних дней ломились в пеструю мозаику; оборот, треск, стекляшки рассыпались, оборот, треск, по-новому встали.. в ведре потрескивал лед..
– И что теперь?
– Теперь ты с ним познакомишься.. Теперь он все понял.. После последней нашей встречи у тебя.. помнишь же.. – я помню, Анастасия, -..я избегала.. его поручений.. Под любым предлогом избегать стала. Он это чует.. Мне стало мерзко.. для него.. с сердцем закрытым это мерзко.. Ты дай мне что ему показать, чтоб покончить, чтоб покончить враз. А он чувствует.. и я ему больше не нужна.. Отсюда цирк этот, суд надо мной за непокорность.. где я покажу на тебя.. И он не отрекается. Я боюсь. Теперь за нас двоих..
– К черту страх, когда мы вместе..
Она поцеловала меня в губы. Я приобнял ее за талию, притянул к себе. Анастасия выскользнула из моих объятий:
– Не сейчас.. Не здесь..
Тогда я предложил выпить шампанского, оно холодное, оно со льда, и нам раскрепоститься, и тут же пресек – что если отравлено.
– Нет. Мы ему еще нужны. Ты ему еще нужен.. – обессиленная Анастасия опустилась на край оттоманки, которую находчивые верлибром мысли англичане именуют не иначе как fainting couch, обморочный диван, и поглядывала, и смотрела, как я возился с вином.
Мы пили молча, говорили глаза наши. В плавающем свете свечей медленно качались стены, будто бы даже расходились, и в комнате стало не так тесно, не так затхло, хоть и от свечей жарило, прохладное шампанское пришлось