путаете.. – грустно ответила она, отведя взгляд.
– Нет, сударыня, нет.. Я заходил к вам.. Вы помните..?
– Нет, нет.. Нет. И что это вы? Не сударыня я.. теперь и боле.. Вы меня, верно..
– Я вам писал. Я несколько раз вам писал. Я передавал эти записки старику, дворнику вашему. Вы их получали? Они так и остались без ответа.. Что ж, раз так, может..
Почему ее глаза такие строгие? Ведь красота для радости создана. Она молчала, она смотрела на него, и молчала. Чернота ее бровей, подведенные губы, а лицо белое-белое и будто сходило до голубизны, казалось, в свете лунном больше жизненного тепла, чем в лице моей траурной красавицы.
– Вы так бледны.. Вам нездоровится? Вам сейчас не.. Простите..
– Благодарю вас, я в порядке.. – она голодна, ее глаза выдают, подумал юноша, должно быть, что-то сталось.., недорого найдем если, то хватит..
– Вы.. вы управились с покупками? Если не угодно.. не сочтите за.. – а сам рассматривал носок своей же собственной стоптанной туфли; и наконец собрался, – не угодно ли.. только не сочтите, прошу вас, мое.. Я как раз собирался отобедать.. Пойдемте со мной.. Вы мне.. вы мне составите компанию?
– С радостью.. – тихонько ответила она, сжимая в руках единственный сверток – все ее покупки. У него и того не было, впрочем.
– Замечательно, – обрадовался юноша, – знаю здесь неподалеку трактир, где мы найдем и стол и уют. И недорого.. – в кармане его позвякивала мелочь, которую он наспех пересчитывал на ощупь, – с площади выйдем на Гороховую.. А там уж рукой подать, – загорелись ее глаза, ожили, она согласна.
Вот только выбраться с площади в рыночный воскресный день не так-то просто, – толпы покупателей, злые пьяные носильщики, крикливые торговцы, строгие, вечно спешащие, служащие, своры проходимцев и зеваки разных мастей, мельтешащие струями и порознь, толпы, наплывы обходительных с учтивостью, но большинством – хамовитых, они пробирались сквозь толпы.
Наконец они протиснулись к последним рядам, там выставлялись сласти: пышные одутловатые лотки были увешаны бубликами и баранками, медовыми пряниками, ломились от пестроты конфет, от разноцветного сахара кусками, от маковых булок и румяных пирогов всякой и всевозможной начинки. И как раз за рядами был выход на Гороховую.
Трактир представлял собой затемненную залу в тусклом свете керосиновых люстр, которые зажигались с раннего утра, с открытия, иначе неприглядное помещение его и в божий день тонуло бы в сумраке; место из простых – на то говорили несколько больших грубо сколоченных столов, не убранных ни скатертью, ни салфеткой, с приставленными к ним стульями, отдельной гардеробной не было, одежду вешали на спинки. В подобных заведениях публика обычно весьма разнообразна, но одинаково неприметна, в основном своем небогатые мещане, те же торговцы с рынка, студенты, солдаты, низшие офицерские чины.. Вечерами здесь могли выступать проезжие цыгане, игравшие за стол и ночлег.
До обеду