а я и сам нередко точно в той же манере расхаживал по покоям, размышляя над множеством бед и невзгод, осаждавших наше Содружество), однако вскоре мне удалось разглядеть сталь цепи на его запястьях.
XVI. Эпитом
Уже не столь невежественный, как прежде, я спрыгнул с мостков и после долгого, медленного, скорее приятного, чем пугающего падения встретил шествие на полпути.
Пленник даже не поднял взгляда. Разглядеть его лица как следует я не смог, однако видел этого человека, определенно, впервые. Ростом он, по меньшей мере, не уступал экзультантам, а над матросами возвышался на добрых полголовы. И плечи, и грудь, и, насколько я мог судить, руки его оказались развиты – на зависть всякому, могучие мускулы бедер пружинили, играли на ходу под бледной до полупрозрачности кожей, словно тела анаконд. В золотистых прядях его волос не нашлось ни следа седины, и, судя по стройности, ему было от силы лет двадцать пять, а может, и меньше.
Троица, следовавшая за удивительным пленником, выглядела – зауряднее не бывает. Все среднего роста и средних же лет; мужчина, кроме плаща, был облачен в длинную блузу с рейтузами, а обе женщины в свободные платья чуть ниже колена длиной. Оружия ни при ком из них не имелось.
Стоило им приблизиться вплотную, я отступил далеко в сторону, однако какого-либо внимания удостоился только со стороны матросов. Несколько (хотя никого из них я не узнал) замахали мне, призывая присоединиться к их празднеству. Лица гуляк лучились радостью, перехлестывающей через край, требуя поделиться ею со всяким встречным.
Я поспешил к ним, и тут меня крепко схватил за руку Пурн. Не заметивший его вовремя, я вздрогнул от страха и неожиданности – ведь он уже дважды успел бы меня заколоть, но нет, на лице его отражалась лишь радость встречи. Прокричав что-то (слов я в общем гомоне не разобрал), Пурн от души хлопнул меня по спине. Спустя еще миг Гунни, отпихнув его в сторону, расцеловала меня столь же крепко, звучно, как и при первой встрече.
– Подлец ряженый, – сказала она и поцеловала меня снова.
На этот раз поцелуй вышел не таким грубым, но куда более затяжным.
Выяснять с ними отношения в таком гаме явно не стоило, и, откровенно сказать, если им хотелось со мной помириться, то я (не имевший на борту ни единого друга, кроме Сидеро) был бы этому только рад.
Змеей втянувшись в дверной проем, наша процессия миновала длинный, круто тянувшийся вниз коридор, а коридор тот привел нас в отсек, не похожий ни на одно из помещений, где мне когда-либо доводилось бывать. Стены его казались иллюзорными, зыбкими, но вовсе не призрачными – скорее, необычайно тонкими, тоньше ткани, готовыми лопнуть в мгновение ока, и мне тут же вспомнился мишурный блеск балаганов ярмарки Сальта, где я лишил жизни Морвенну и свел знакомство с зеленым человеком. Охваченный недоумением, силясь понять, к чему все это, я замер посреди общего галдежа.
Тем временем одна из женщин в плащах уселась на высокий табурет и захлопала в ладоши, призывая сошедшихся к тишине. Не подогретое вином, веселье матросов слегка