нас, мы пытались разобраться, что это означает, но так и не смогли.
Но на пергаменте, рядом с изображением астролябии, нарисованы такие же линии и штрихи. Они расходятся по всему листу и образуют нечто вроде карты. Это напоминает карту окрестностей Лерума, которую составил Аксель, когда пытался измерить звездные поля и земные токи.
Слева от карты с многочисленными линиями видна женщина, которая держит астролябию, подвесив ее на какой-то тонкой нити. Выражение лица у нее серьезное, она протягивает руку к стрелкам астролябии.
Справа от линий изображен скелет, он держит астролябию прямо в костях рук. Рот у черепа открыт в странной гримасе, словно он пытается что-то выкрикнуть.
На нашей части пергамента – одна-единственная картинка. На ней изображена струна, натянутая на доске. Из облачка над ней торчит рука, затягивающая винт, чтобы натянуть струну (точно как на виолончели!).
По всей странице вокруг картинок расположен
текст, красиво написанный печатными буквами. Он на неизвестном языке. Думаю, на латыни, потому что FIDES SCENTIA – это латынь.
Стало быть, вот как выглядит целый пергамент, который теперь есть и у Месины тоже. Тот, кто его расшифрует, узнает, как использовать астролябию и какая к ней нужна третья часть.
Но я по-прежнему ничего не понимала. Астролябия, нарисованная на пергаменте, выглядела точно также, как та, что лежала у меня в ящике стола, со всеми своими стрелками. Я никак не могла понять, чего в ней не хватает. Долго-долго я разглядывала изображение женщины, державшей астролябию на веревочке. А потом картинку рядом, с кричащим скелетом. Внутри у меня все похолодело. Все это похоже на предупреждение.
Меры:
1. Выяснить, что написано на пергаменте.
2. Проанализировать ситуацию.
3. Рассказать все Оресту (если это необходимо).
– Мама, ты знаешь латынь?
Наверное, звучит глупо – как будто я маленький ребенок, искренне верящий, что мои родители умеют всё на свете. Но моя мама не совсем такая, как большинство мам. Она все-таки гений. Часто, когда я спрашиваю у нее что-нибудь между делом, вроде «Почему небо голубое?», она знает ответ и может все объяснить, приводя параметры, диаграммы и длины волн.
От мамы почти всегда получаешь правильный ответ. Но редко – краткий. Поэтому я все-таки чаще спрашиваю папу.
Это я просто к тому, что с мамой никогда не знаешь, чего ждать, и вполне может случиться, что она ответит: «Латынь? Да-да, выучила за четверть часа, когда мне на днях нечем было заняться».
Но оказалось – нет, латыни мама не знает.
– Я могу угадать несколько слов тут и там, – сказала она, делая большим пальцем углубления в шариках теста, лежащих рядами на противне. – Но прочесть не могу, нет. А почему ты спрашиваешь?
– Да так, просто увидела одну вещь… – пробормотала я. Прошло несколько дней с тех пор, как я распечатала изображение пергамента, и за это время пыталась перевести текст при помощи программы, найденной в интернете. Но хотя программа смогла найти, что слово «Fides» переводится