такая, волосатая вся, и ногти длинные-предлинные. И тянется она быстро так, сначала по стене, словно тень, потом по потолку, а с него прямо к моему горлу.
– А ты чего?
– А чего я? – пожал плечами Птица. – Пугался во сне до жути и тут же просыпался весь в поту.
– Ну и дела! – снова наигранным тоном протянул Хорн.
– До чего ведь дошло? Дошло до того, что я спать боялся ложиться. Понял, да? – невозмутимо продолжал Птица. – Каждую ночь мне та старуха являлась. Никак выспаться не давала. Я уже, знаешь, и так и сяк. И со светом спал, и на улице. Ничего не помогало. От постоянной бессонницы вялый стал совсем, болезненный, еле на ногах держался. Ещё бы немного – и, наверно, того. Поминай лихом!
– И что ты сделал? – спросил Хорн.
– Повели меня к бабке одной – она в другой деревне жила. Знала заговоры там всякие, молитвы. В общем, милая такая бабка оказалась, довольно интеллигентная. Завели меня к ней в дом, значит, усадили на стул, и она как начала что-то там шептать, сплёвывать и руками водить. Полчаса, наверное, заговаривала. Я сижу, как дурак, боюсь пошелохнуться: вдруг чего-нибудь испорчу невзначай. Пришлось бы потом всё заново начинать. Поводила она, пошептала и говорит: «Всё, милок, можешь идти». Ну я ей сказал, мол, спасибо и вышел. Приезжаю домой, ложусь вечером спать и, представляешь, первый раз за всё это время смог нормально выспаться. Я наутро такой счастливый был, будто заново родился. И больше мне тот сон ни разу не снился. Как рукой сняло! Вот оно как бывает!
– Так, а что это за старуха-то во сне была? Она что-нибудь про неё рассказала? – спросил Хорн.
– Да шут её знает, что за старуха. Бабка сказала, что, мол, сглазили меня где-то. Может, нарочно, а может, случайно. Вот она у меня этот сглаз своими заговорами и сняла. Очистила, стало быть.
– Ты хочешь сказать, что меня тоже кто-то сглазил? – спросил Хорн.
– А я знаю? – ответил Птица. – Я только хотел сказать, что сон можно внушить. А ты уж сам решай, сглаз это или что похуже. А не можешь сам решить – обратись к кому-нибудь, кто сможет. Вроде бабки моей.
– А ты знаешь кого-нибудь из таких людей? – снова спросил Хорн.
– Среди местных вроде таковых нет, – задумался Птица. – Ты лучше вот что. Спроси-ка лучше у друга своего, Александра Македонского, про учителя его.
– Учителя? Какого учителя?
– У него учитель был, монах, который его научил всяким штукам. Живёт он, по-моему, где-то не так далеко отсюда – в горах. Александр Македонский рассказывал, что монах этот много чего умеет. Даже чудеса всякие, дескать, способен устраивать. Вдруг он тебе помочь сможет или, на худой конец, подскажет чего дельного.
– Ладно, – согласился Хорн. – Надо будет обязательно спросить про этого монаха. Спасибо тебе за совет.
– Да не за что, – ответил Птица. – На вот, держи свой топорик. Подлатал я его тебе немного. Поживёт ещё маленько.
– Спасибо, – поблагодарил Хорн.
Топорик, действительно, теперь выглядел как новенький. Топорище сидело прочно – Птица укрепил его металлическими клиньями. Засунув топорик себе