вроде спокойные, нет ни радиации, ни кислотных дождей, ни тварей всяких непонятных. Лес рядом, речка чистая. На Свалке много барахла ещё разного осталось. Не пора ли нам перейти к оседлому образу жизни? Дом нормальный построить вместо этой развалюхи. А там видно будет.
– А ведь и вправду! – согласился Хорн. – Лето прошло на удивление спокойно. Никто из нас ни разу здесь не повстречал ни духов, ни ревунов, ни свистунов, ни медиумов… Даже летунов не было! Куда они все подевались?
– А я знаю? – улыбнулся в ответ Александр Македонский и похлопал Хорна по плечу. – Да шут с ними, с летунами этими! Подевались и подевались. Вот лично мне даже и выяснять не хочется, куда именно они подевались! Куда подевались – вот пусть там и остаются! И чем дольше, тем лучше! – он посмотрел на свои руки. – Ну что, пошли к Ручью? Хоть умоемся после работы.
Хорн кивнул, и они направились в сторону Ручья. Уже стемнело, но тропинка была им хорошо знакома, да и до Ручья было совсем недалеко.
– Слушай, – обратился Хорн к Александру Македонскому, – говорят, ты раньше у монаха какого-то учился.
– Кто говорит? – насторожился Александр Македонский.
– Птица.
– Вот гад! – воскликнул Александр Македонский. – Стоило только рассказать по пьяни, так сразу всем разболтал!
– По пьяни?
– Да было дело как-то в начале лета. Решили мы с ним отметить годовщину Катастрофы. Помянуть, так сказать, погибших родных, близких, друзей. Пропавших товарищей вспомнить. Ну и разговорил он меня. Наболтал я, видимо, лишнего сдуру. Не думал, что он всем станет рассказывать про мои секреты.
– Почему всем? – пожал плечами Хорн. – Он только мне рассказал. И то не просто так, а по делу.
– По какому делу? – спросил Александр Македонский.
– Я рассказал ему сегодня про свой сон…
– Опять ты начинаешь?
– Так что это был за монах? – спросил Хорн, не обращая внимания на реакцию Александра Македонского.
– Монах как монах… – недовольно пробурчал Александр Македонский.
– А почему его монахом называют?
– Да кто называет-то? Он сам себя так назвал: монах-отшельник. А зачем он тебе?
– Вдруг он сможет про мой сон что-нибудь дельное сказать. Кстати, Птица предположил, что этот сон мне кто-то внушил.
– Внушил? Что за бред?
Александр Македонский разделся по пояс, вошёл в быстро текущую речку и начал ополаскиваться водой, то и дело ухая и выкрикивая от удовольствия: «Хорошо!» Хорн последовал его примеру. Вода в Ручье была прохладная, даже, можно сказать, холодная. Но после проделанной тяжёлой работы по заготовке коровьего мяса этот холод практически никак не ощущался. Наоборот, охладить разгорячённое тело, смыть пот и грязь сейчас было неимоверно приятно. Кроме того, такое купание хорошо снимало физическую, да, впрочем, и эмоциональную усталость, накопившуюся за этот длинный и насыщенный событиями день.
Александр Македонский вышел из воды и подобрал с земли заранее приготовленный ремок – он его так называл – уже давно