технике. Пробежав метров пятьдесят остановился, оглянулся и махнул рукой, показывая, что всё в порядке.
Закончив минирование, ребята подбежали к командиру, а он бросил: – Не останавливаться! Мы здесь как на ладони, отдохнем там, за броней, – и рванул дальше. За разбитой техникой остановились.
– Ты думаешь, командир, Мыкиткин тато появится? – спросил Марат.
– Не знаю! Подождем здесь. Если догонят на открытой местности – нам каюк!
– А что это за техника? – Шольц обошел вокруг бронированную машину, – танк не танк, не поймешь! Траки и катки разбиты, а так вроде целая! – Генрих запрыгнул на борт, свесился в открытый люк, внимательно всё осмотрел и запрыгнул внутрь. – О! Жарковато здесь! Ух ты! Да здесь всё работает: и поворотники, и наведение, и даже пушка заряжена. Пушка-то – автомат! – Шольц хотел уж, было, выбраться из броневой парилки, но его остановил командир: – Гена, оставайся на месте! Похоже, едут по наши души!
Генрих прильнул к прицелу пушки и увидел вдалеке по просёлочной дороге вдоль леса пылят друг за другом три машины.
– Вижу три машины! – крикнул Шольц.
– Я тоже вижу! – ответил командир и присвистнул, – а в каждой машине три человека, иху мать!
Машины свернули к реке и понеслись к переправе. Пулемет на передней машине дал короткую очередь. Отраженные броней пули с визгом срикошетировали в разные стороны.
– Гена! По второй и третьей машине – огонь!
Басистый лай двух коротких очередей увенчался мощным взрывом двух мин. Передние колеса подорвавшегося пикапа, куски железа и разорванных тел полетели в разные стороны. Вторая машина передним бампером уперлась в то, что осталось от головной машины. Третья заехала в речушку и застряла там, омываемая ленивым течением воды. Кто-то живой барахтался в воде, издавая дикие крики и мат, пытался выбраться на сушу. Ребята подхватились и с оружием наизготовку бегом пустились к броду. Барахтающегося в воде мужчину выволокли под мышки на сушу и осмотрели. Его правое плечо и правое бедро были в крови. Аспин немилосердно врезал орущему ладонью по уху и тем прервал крик, выдернул из его брюк ремень и ловко наложил жгут на бедре выше раны. Генрих достал из ранца и вскрыл санпакет, расстегнул камуфляж с намерением перевязать плечевую рану и обомлел. На груди раненого распластался германский орел со свастикой и изображениями Гитлера и еще какого-то мужика со скошенным назад лбом. Шольц встал, бросил санпакет на разукрашенную татуировкой грудь, плюнул туда же и передернул затвор шмайсера.
Отставить! – услышав лязг затвора крикнул командир.
– Повезло тебе, тато! – с ненавистью просипел Шольц, зыркнул на командира и спросил: – Теперь ты понял, что в голове у мальчишки и откуда?
Глаза раненого закатились, он потерял сознание.
– И допросить не сможем! Болевой шок, – Марат осмотрел плечевую рану и зло обронил, – обе раны сквозные, кости и крупные сосуды не задеты, выживет, с-сука, и с сомнением посмотрел на Алексея!
– Собрать патроны и гранаты, – не обращая внимания на