казнённых? Секта каюков пророчествовала о конце света и пришествии Антихриста именно там. Именно там они вызывали Красного Дьявола! Это место – не что иное, как перекрёсток миров, лазейка в наш мир для тех, кто вынужден скрывать свою истинную личину, принимая человеческий облик.
Герман встал.
– Благодарю вас, но у меня очень мало времени.
– Вы правы, времени у вас мало. Возможно, вам ещё удастся спасти того юношу. Если вы видели её, значит, "окно" пока открыто.
Герман попрощался и вышел, но Фингель продолжал идти за ним, не переставая говорить:
– Появляется она косвенно, не всегда полностью. Сначала через касания. Потом обретает форму и становится живой. Она обязательно покажет себя в своей абсолютной форме! Три личины в одной – Тривия! Три сплетённых змеи! А потом будет яркая вспышка света, огромный белый шар, и потом вы поймёте, что…
"Сумасшедший старик, – думал Герман, стоя на улице. – Зря его из дурки выпустили".
Стемнело. Пятница шла к завершению. Но шанс спасти вечер и уикенд ещё оставался. Но для этого придётся найти рациональное объяснение необъяснимому.
Холодный воздух приятно освежал горячий лоб.
Итак, есть старый особняк и женщина, связанная с этим домом и со всем этим… бредом. И ещё. Ромэро в стихотворении назвал себя псом Гекаты. Выходит, старик из прошлого века и пацан из нынешнего несут почти одинаковую чёртову дичь.
Герман страстно мечтал о сигарете, стоя на тротуаре напротив Екатерининского сквера, темнеющего своими старыми и новыми тайнами. Ветер гонял по аллее одинокий сухой лист. Мостовая блестела от наледи. Кажется, подморозило.
Сороковых связался с Акишевым:
– Ты где сейчас?
– Полчаса езды до центра.
– Тогда так, до Лисьего Носа я доберусь, а ты, как освободишься, подъезжай туда, заберёшь меня.
Герман поймал машину на площади Островского и довольно быстро доехал до дома с химерами.
Световые блики от фар отъезжающей машины проплыли по сохранившимся кое-где стёклам и утонули во тьме. Он был готов голову дать на отсечение, что чёртовы оккультисты прячут парня где-то в здании. Одна из оконных створок медленно открылась. В проёме возник женский силуэт.
"Вы-то мне и нужны, миледи", – подумал Герман и без колебаний направился к ограде, машинально положив правую руку на кобуру.
В центральных круглых медальонах чугунных ворот он узнал изображения, подсмотренные на полях гримуара Фингеля. В узком луче света металлическое кружево гербов деформировалось, превращаясь в собачьи головы, и преобразование это было стремительным. Он ещё раз посветил на гербы, на этот раз они напоминали рыла неведомых тварей. У него словно изменился фокус зрения.
"Химеры", – с ненавистью подумал Герман, смачно сплюнул и решительно пошёл в сторону дома.
Внутри было холоднее, чем на улице. Поднявшись по лестнице на один марш, он вдруг понял, что ступени ведут вниз и вглубь. Вдруг его опрокинуло навзничь, перевернуло, и он упал на