Вяземск.
Согласно принятому городскими властями закону, каждому новорождённому имплантируют баскский геном, что автоматически уравнивает его в привилегиях с потомками основателей Ona Ibai. Именно так… Вероятно, именно поэтому в жилах Фомина текла кровь басков. Вероятно, следовало бы выждать несколько абзацев, а ещё лучше – страниц, и только потом уточнить, что это происходило не во всех родильных домах Нижнего Вяземска, а только в тех, где рождались сторонники конспирологических теорий. Не утерпел… Хотя, с другой стороны, откуда ещё может взяться исконное стремление многих нижевяземцев воевать с Испанией за независимость?
Но, вернёмся к виду на площадь с крыши.
Пришли сюда люди и решили: здесь – хочу! Они срывали с земли одежду деревьев и кустарников, пока она не стала выглядеть розовеющей без травы кожей. Гладили обнажённую почву, равняли, стремились угадать и угодить. И получали удовлетворение по мере того, как почва поддавалась, расставаясь с мышечными спазмами потревоженных валунов. Площадь внизу, как и тела наверху, была изначально свободна от купеческого «моё». Потом, по её готовому боку стала волной нарастать колоннада просторного дворца, резиденция императорского наместника, чьи парадные двери распахнулись для избранных. Голуби, гуляющие по крыше, вельможи на площади, кареты, автомобили – все становились действующими лицами этого дня. С другой стороны площади длинный свадебный лимузин с обязательными продолговатыми каплями наполненных гелием шаров, съезжая с площади, проникал в каньон тёмной до невидимости улицы, начинавшейся двумя неожиданно красно-коричневыми трёхэтажными домами, тогда как общая цветовая гамма площади задавалась солнцем и жёлто-белой краской. Следом за лимузином, не снижая темпа, въезжает за порог светового контраста трамвай. Неизбежная сила, массивная тяжесть прижимает его к рельсам. Звук трамвая внутри улицы-каньона так сжат, что долго носится по крыше, сливаясь с настороженным затишьем голубей и дыханием двух людей. Этот звук не может исчезнуть, но он может перестать быть слышимым. Тогда и прохожие, и машины начинают замедляться и вконец останавливаются под отдыхающим от движения солнцем. Над крышами красно-коричневых близнецов пузырьками поднимаются то ли потерянные, то ли отпущенные, то ли освобождённые шарики. Рита увидела их первой и указала кивком. Лёгкий ветер относил их, но ещё какое-то время после их фактического исчезновения чуялось радужное послевкусие. Постепенно площадное скопище из муравьиных фигурок людей и жукообразных панцирей машин редело, ссылаясь на вечер, на конец дня и на близкий закат солнца. Площадь расслаблялась и отдыхала, как и два человека над ней, как и крыша исторического дома, дома с историями. Удовлетворение, исполненное предназначенье: быть местом соединения людей – под присмотром государева ока, птиц, и аэропланов. (Площадные видеокамеры ожидают места в списке.) В тот момент над прикрытыми пледом Павлом и Ритой птиц уже не было, зато где-то