заместительной терапии метадоном в другой стране. Он не знает, в какой. В России метадон запрещён и такая терапия невозможна. Такая заместительная терапия предполагает переход с нелегального героина на легальный, в ряде стран метадон – опиоид длительного действия. Это тоже опиоид, но теперь наркоман не получает кайфа и не испытывает ломку. Это та же опиоидная наркомания, но вогнанная в рамки закона ряда стран, не включающих Россию.
Каждое утро в течение двух лет он принимал свою дозу легального опиоида под наблюдением психиатра-нарколога в стране, название которой не может вспомнить. Таким образом, Родион перескочил с героина на метадон, после чего родители привезли его домой, где теперь ему предстояло лечение уже от метадоновой зависимости. Здесь его посадили на бупренофрин. Он в ловушке, из которой ему не выбраться. Это видно по его пустым глазам. Дьявол уже забрал его душу. От Родиона осталась только оболочка, которая могла бы стать моделью.
Я кручу свой телефон на столе под монотонную речь лектора, держу свою голову на кулаке левой руки и рассматриваю Родиона, иногда переводя взгляд на большое окно нашей аудитории. Вид на Троицкий мост, у которого плещется голубая вода Невы, отражая майское небо. В мае всегда кажется, что лучшее только впереди. Сегодня Родион тревожный. Я вижу, что он старается слушать препода и понимать смысл, но даже здоровый мозг неспособен выдержать эту пытку. У Родиона нет шансов.
Опиоидный абстинентный синдром проявляется гиперактивностью центральной нервной системы. Психомоторная ажитация на отмене метадона, или попросту дьявол пришёл за Родионом. Ему пора. Это не неожиданное стечение обстоятельств, просто пришло время. Он встаёт на парту, снимает с себя рубашку. Препод кричит:
– Родион, в чём дело?!
Это она виновата, она свела его с ума своей нудятиной. И опиоиды.
Родион танцует на парте без рубашки и кричит, что любит нас. Он уже не с нами, он на вечеринке в аду. Его физическая оболочка ещё здесь.
Препод спрашивает:
– Хочешь, я позвоню твоим родителям?
Родион говорит:
– Я очень тебя люблю!
Он говорит это не преподу, а дьяволу. Просто его оболочка по-прежнему здесь. Я набираю сто три. Через пятнадцать минут приезжает скорая психиатрическая помощь. Два больших парня, похожих на амбалов-охранников из филиала ада, сдёргивают Родиона с парты и уводят.
Родион кричит:
– Я люблю вас!
Он кричит это не нам.
Я не хочу быть переводчиком. Я хочу быть психиатром-наркологом.
Больше мы никогда не видели Родиона. Дьявол забрал его больную душу и красивую оболочку, которая могла бы стать моделью.
Вернёмся к моим отношениям с Сашей, которые похожи на заместительную терапию метадоном. Или вонючим пуэром. Пока я рассказывала вам про Родиона, прошёл целый год. Целый и ничем, кроме съехавшего Родиона, не примечательный год.
Саша не открывает передо мной пассажирскую дверь