такая жестокость. Первое, что сделает хромой после своего излечения, – бросит палку, которая помогала ему ходить. Саша молча ушёл на кухню. Я уверена, что он будет там заваривать свой говняный чай, который я ненавижу всей душой.
На следующий день после аварии я узнала от Кристины, что Дима в реанимации. Никто не знал, что я была с ним в машине. В протоколе не было и слова о пассажире. И о наркотической интоксикации водителя. Аня создала группу во «ВКонтакте», где организовала сбор донорской крови среди его друзей. Это было сложно, ведь перед забором крови для переливания её проверяют на наркотики. Я звонила в больницу каждый день в течение пятнадцати дней, которые он провёл в реанимации. Я знаю все травмы, которые он получил. Я знаю, что, ударившись о стойку лобового стекла на скорости сто тридцать километров в час, он получил тяжёлую черепно-мозговую травму, на восстановление последствий которой потребуются годы или, возможно, вся жизнь.
Режиссёры романтических мелодрам приучили нас воспринимать амнезию как лёгкий симптом, используя этот диагноз как дешёвый приём поворота сюжета. Но только представьте хотя бы на секунду тот ужас, который испытываешь, когда смотришь в глаза человеку, которого любишь всем сердцем. А он тебя не знает. Ты – пустое место. Ты в этот момент умираешь. Тебя больше не существует. Я не была к этому готова. Когда от меня делают шаг назад, я делаю два. Я не смогла бы пережить боль отвергнутого. Я ни разу не пришла к нему в больницу, посчитав это лучшим способом расстаться с ним. Я не смогла простить его за ту ночь.
Врачи говорили, что ему повезло остаться в живых, ведь он был не пристёгнут. А я была пристёгнута. Меня увезли с места происшествия на скорой, а инспекторы, оформлявшие документы по этому дорожно-транспортному происшествию, не стали указывать, что в машине был пассажир. Когда Дима очнулся в больнице, его мозг продолжал хранить файлы, но доступ к ним был временно утерян. Примерно год до аварии стал для него заблокированным файлом. Мой образ тоже в этом файле. Я – невидимый ярлык, компиляция копий, никто. Ретроградная посттравматическая амнезия. Я знала, что это временно.
У меня сохранился номер Димы. Я пишу: «Можешь забрать меня прямо сейчас?» Глупая Аня не догадалась даже сменить его номер? Я бы увезла его на край планеты, а эта богиня-тварь даже не сменила номер его телефона. Ну как она может конкурировать со мной? Она проигрывает мне даже тогда, когда я не участвую в бою. Омега.
«Адрес», – отвечает он через две секунды.
Я отправляю ему сообщение с адресом, открываю шкаф и взглядом натыкаюсь на кусочек костюма, о котором совсем забыла. Он торчит из разноцветных тканей своим острым концом как осколок. Графические вырезы этого костюма создают разлом посередине чёрной грубой ткани из под которой виднеется тонкая и мягкая текстура. Будто мой защитный внешний панцирь наконец раскололся на две части и настоящая я могу просочиться из этой трещины, показав свою мягкость, нежность и уязвимость. Я так хочу, чтобы эта метафора стала былью. Я так надеюсь, что смогу перестать защищаться