зайца обдирали, помнишь? Ужас какой.
– А Чензира? Сначала заставили воду сливать, когда платье сняли и перед его носом мылись. Потом репетицию раздевания под водой перед ним устроили. Получил парень неожиданное бесплатное удовольствие. Хорошо еще, что больная нога удерживала от соблазна дотронуться.
– А помнишь, как отец стал уважительно разговаривать, когда убедился, что с ним общается сама богиня Иштар?
– А помнишь, как Люций за морковкой бежал?
– А как выручил ночью, когда отозвался?
«А помнишь…», «а помнишь…» – так, перебивая друг друга, захлебываясь от восторга, вспоминали нечаянные сознания-подруги забавные случаи, происходившие с ними последние недели. А потом притихли.
– Тарбит, согласись. Ведь когда все это с нами случалось, совсем не до смеха было. Что-то я не припомню, чтобы мне недавно удавалось смеяться.
– Пожалуй и я впервые воспринимаю все так, будто и не с нами все было. Будто мы зрители, а перед нами разворачивается странный спектакль.
– Помнится мне, что все время приходилось выкручиваться и бороться если не за жизнь, то за достойное существование точно. Хотя не далее, как пару дней назад и с жизнью распрощаться шанс был.
Снова замолчали, думая о своем. Навалилась такая усталость, что плечи Лии опустились, ноги отказывались подниматься, а солнечные лучи, казалось, выжигают мозг.
Лия с трудом подняла голову от земли, и сквозь туманное марево наконец-то увидела цель путешествия – ворота родного дома. Остановилась, пропуская ослицу вперед. Шлепнула ее по крупу, подгоняя. «Адат, меняемся. Встречай Адину. С матерью должна здороваться дочь. Как все—таки повезло иметь рядом душу, которая тебя понимает».
Лаван, не оглядываясь по сторонам, сразу направился в дом, раб, перехватив поводья ослов, потянул их в сарай, а Лия осталась в центре двора. Совсем как тогда, когда решилась просить отца о милости. Просила отдать ее странному путнику, называвшему себя сыном Рахели. Но тогда двор был полон звуками, животными, людьми. А сейчас, в послеполуденный час, освещенная яркими лучами безжалостного солнца в центре пустой сцены стояла сгорбленная фигура девушки, придавленной тяжким грузом невероятных обстоятельств.
Услышав звуки шагов, из дома выскочила Адина, и, едва расслышав: «Позови служанку», – бросилась к дочери. Из сарая уже бежала Зилпа. Бежала, почему-то, не к дому, не к хозяину, а к одиноко стоящей Лие. Адина рукой показала девчонке в сторону дома, а сама заключила в объятья и поддержала падающую дочь:
– Все хорошо, девочка моя. Все закончилось. Ты дома, со мной.
– Мама, я устала… Как я устала, мама…
– Пойдем, Лия. Родная моя. Мама с тобой. Мама поможет.
Поддерживая дочь, Адина помогла той добраться до тени навеса. Усадила ее на скамью и захлопотала вместе с выскочившей кухаркой, матерью Зилпы и Бильхи. Все завертелось в хлопотах встречи. Сначала вода. Бильха уже мчалась с бурдюком на помощь сестре, кухарка подавала