девочку. Эта незамысловатая песенка заставляла забыть незаслуженные обиды прошедшего дня, боль в воспаленных глазах, погружала в живительный сон с его удивительными видениями.
Лия не сопротивлялась, когда, поддерживаемая матерью и кухаркой, в полусне перешла на устланную старым ковром лежанку в тени навеса. С влажным компрессом на глазах, она все так же безучастно лежала, смутно ощущая происходящее вокруг.
Вот Адина взяла ее руку и ласково поглаживает предплечье. Так, успокаивая, поглаживала ее река, когда по Белихе она удалялась от смерти, а на плоту суетились «испытатели», оставшиеся без колдуньи.
Вот сжимает чуть сильнее и начинает отгонять кровь от локтя к запястью. А в успокаивающемся мозгу появляется картина, как отец отсылает родную дочь от себя, в темноту и неизвестность.
Ласковые руки матери начинают поглаживать каждый палец, чуть выворачивая в суставах, ввинчиваясь вверх от ногтя к ладони заставляют вспоминать, как под любопытным взором луны делала то, на что даже в мыслях бы не осмелилась – принимала роды собаки и пыталась облегчить страдания больного. Но их тогда уже было двое, два сознания в одном теле. И настойчивая мысль билась в голове: «ты сможешь, ты обязана сделать это, только ты способна помочь им». И у меня получилось! Вот первый комочек, Истем, появился. Вот так же изворачивался, как палец в маминой руке. Самый толстый, большой. А за ним указательный палец – Шин. Хорошо-то как. Спокойно. Не то что тогда, в полутьме и тумане, когда все расплывалось перед глазами. А средний? Кто же тогда появился? Шал, конечно, Шал. Да, да! Так! Безымянный и мизинец – это же девчонки, Ербет и Амиш. И все? Нет. Были два последыша.
Рука Лии легла на ладонь матери. Пальцы Адины начали нежно разминать кожу между пальцами. Да, так и было. Наощупь перебралась к больному, попыталась напоить. Когда не получилось, Тарбит подсказала. Выдавила несколько капель в хрипящий рот, положила влажную тряпицу… Вспомнила! Это был обрывок моей нижней юбки.
Да, мама, теперь здесь. Да, мама, правильно. Гила тогда отдыхала, а я прислушивалась, кому больше нужна моя помощь.
А эти два промежутка, это Шешет и Шебет, самые слабенькие. Шебет еле пошевелился, я мизинцем нащупала маленький ротик, очистила от слизи и подула. Положила к Гиле, к соску́, выдавила каплю молока и успокоилась, почувствовав, как он начал сосать. Так и было.
Рука Лии перевернулась ладонью вверх. Мизинцы рук Адины проникают в пространства между крайними пальцами. Большие пальцы начинают массировать бугорки ладони. Хи—хи! Так мы знакомились. Тарбит и я. Одновременно управляли телом и катались по земле, пока Тарбит не закричала: «Стой». Лия закричала, хотя я не открывала рта. Смешно…
Ладонь снова перевернулась, послушно подчиняясь действиям Адины. То же положение материнских рук, те же ласковые, но сильные движения больших пальцев по тыльной стороне. Лия, лежащая с закрытыми глазами,