силится собрать слова воедино, но они разъезжаются, и он не успевает. Осознание своей беспомощности и страха, что случилось непоправимое, парализовало ее.
– Адрес давай! Я сейчас приеду! Сиди, никуда не уходи! – крикнула Римма в трубку.
Катя повалилась на скамейку и уставилась стеклянным взглядом в стену поликлиники. Дверь, как огромная черная пасть, то и дело распахивалась, глотая и выплевывая людей. Пока живых. Смотреть на пасть поликлиники было неприятно, и она опустила глаза.
К ее ногам сразу подскочил воробьишка: чего, мол, сидишь, есть давай! Он скакал боком и так посверкивал глазами, что Кате стало неудобно. Она поискала в кармане – ни крошки. «Не подготовилась», – осуждающе посмотрел на нее воробей и скакнул прочь, к другой скамейке, где сердобольная бабушка щедро крошила горбушку белого хлеба. Вот где движуха! На Катиных глазах разгорались истории из воробьиной жизни, с их маленькими воробьиными проблемами, которые они решали тут же, не заботясь о будущем. «А почему маленькими?» – подумала она. Для них их проблемы так же велики, как для нее ее собственные сейчас. Жизнь и смерть касаются каждого. И у каждого свой крест.
Позади хлопнула дверца автомобиля. Прицокали каблучки. Катю обдало ярким солнечным ароматом духов.
– Что тут у тебя?
Все, что Катя смогла произнести:
– В онкологический…мне надо…к маммологу…а там запись…
Римма молча и деловито набрала номер. Катя услышала только:
– Спасибо, мы уже едем.
– Вы не переживайте, все нормально, у вас тут небольшой узелок, ничего страшного, – деланно бодро стрекотал врач, полный кудрявый мужчина в накинутом на костюм белом халате, который не сходился на животе. – Мы прямо сейчас разрежем, отправим на биопсию, посмотрим, даст Бог, это доброкачественная, вырежем и все, шрамик будет совсем небольшой. Не переживайте! Вот тут подпишите, что даете согласие на операцию, и идите оформляйтесь в регистратуре.
Разрыв между его успокаивающими словами и глазами, в которых в полный рост угрожающе встала фигура смерти с косой, был так велик, что Кате сделалось жутко. Как же так? Вот так быстро все завертелось, она не успевает даже понять, что происходит, ее просто несет потоком жизни, и ей страшно, до трясучки страшно от невозможности контролировать этот поток, от сознания того, что теперь ее судьбой распоряжается кто-то другой.
Она вышла в коридор. Римма сидела на скамейке, сгорбившись и сцепив руки. Увидев Катю, она поспешно выпрямилась. Рядом со скучающим видом расположилась молодая женщина лет тридцати с фиолетовыми волосами. На коленях она держала пухлую карточку. На скамейке напротив сидели две женщины за пятьдесят, близнецы с одинаково серыми лицами и уныло опустившимися уголками губ.
– Римма, – прошептала Катя, с трудом ворочая языком, – меня на операцию отправляют.
– Как? Прямо сейчас?
– Ага. Это вообще как, нормально? – она вопросительно посмотрела на Римму, та в ответ хмуро промолчала, закусив губу. Даже ей, всегда умеющей найти позитив в любой неприятности, стало не по себе.