всегда быть на высоте безупречности внешнего облика, сбросила со своих плеч уродливую, хотя и тёплую пелерину. – Холодно, – для чего-то пояснила она, – Вот подруга и дала мне свою вещь, чтобы я не простыла. Вчера же было жарко. Никто не предполагал такой перемены… – она вдруг разозлилась на себя за то, что пытается оправдываться перед человеком, не просто посторонним, а невыносимым. Чапос взглянул с непониманием, поскольку даже не заметил, в чём она, собственно, одета. Его нисколько не смутил её наряд. Он впитывал в себя только её лицо.
– Подруга? Эля? Ты навещала тот старый дом?
– Почему Эля? – ответила Нэя. – Эля осталась в ЦЭССЭИ. А я навещала своих друзей. В Творческом Центре у Реги-Мона была персональная выставка, после и отметили его успех…
– Что? – Чапос облизнул пересохшие губы. – Реги-Мон твой друг? Когда же им стал?
Он расстегнул ворот плотной шерстяной кофты. По ржавому своему цвету, как ни смешно, та была похожей на пожертвованную Ифисой пелерину. Или Нэя чего-то не понимала в мужской моде, или же Чапос пребывал в состоянии полного пренебрежения к внешнему виду, – Мазила бессмысленный, утративший всякую адекватность. Ведь почти уродом стал, а всё мнит себя красочным шедевром…
Нэя с удивлением слушала его злую речь в адрес Реги-Мона. – Ты ему завидуешь, что ли? Не пойму только, чему? – спросила она.
– Никому я не завидую! – оборвал он, после чего нагнулся к ней совсем близко, защекотал её ухо горячим шёпотом. Её обдала волна дорогого мужского парфюма, мало совместимого с убогой кофтой, словно бы одолженной у нищего. – А только чую я, что стоишь ты у края некоего обрыва, куда я не дам тебе упасть. Так и знай. Я всегда рядом. Так и знай. Всегда буду твоей опорой. Крепкой опорой, в надёжности которой ты не усомнишься ни разу, не пожалеешь ни разу. Так и знай…
Зашумел ветер, сверху посыпались листья и мелкий сор. Река напоминала полужидкий остывающий металл с переливами красного поверху, – из-за хмурых облаков изливался устало красноватый свет Ихэ-Олы. Чапос вытянул из недр своей обширной кофты небольшую красивую фляжку, украшенную камушками. Внутри стекла на золотой пластине просматривался чеканный женский профиль. Драгоценные кристаллы слагали из себя ожерелье и серьги, украшающие даму на изображении. Блеснул и вензель, но разобрать из каких букв он состоит, не получилось. Чапос отвинтил пробку, и сразу запахло чем-то пряным, вкусным. Протянул ей, – Пей! Согреешься. Сразу настроение улучшится.
Нэя отвернулась, а он стал пить. Пока он пил, она сильно захотела также отведать напитка. Ведь Ифиса не угостила её ничем. Когда он повторно протянул ей фляжку, она с жадностью присосалась к ней, чувствуя, что и вкус, и запах напитка отчего-то странно знакомые, но в то же время она никогда такого не пробовала.
– Учуяла, каков запах? – спросил Чапос.
– Вкус будто знакомый, – ответила Нэя, ощущая каким благодатным и сладким теплом напиток вливается в её стылое нутро. Чапос закивал, – Из фруктов, что растут