домыслы.
Лишь музыка соединяла всех разрозненных людей в общее, значимое для общества, дело. «Наверное, дух в песне открывается. Он то и победил старческий маразм, провозгласивший себя выше коллектива». Тем временем, пришли новые планы застройки. Конечно, сроки подгоняли, нагрузка увеличилась вдвое, но люди справлялись и не отступали. Худые, голодные, однако, увлеченные. Дух все победит, не околеет: и разлуку, и невзгоды, и тяжбы, взваленные судьбой.
Помнил, как подгоняли. Все шли добровольно, а он – как пленник. «В темпе работай, в темпе!» А он гнул свое: «выбиваюсь». Мало рук, недобор – потому и терпели.
«Смысл положено искать во внеурочное время! Два часа в штрафной!».
Уж тогда мужики подумали, что вернется он совершенно измененным. Про штрафную бригаду рассказывали немыслимые вещи. Весь сброд наперечет, вправят мозги вшивому «интеллигенту». А тот вернулся оттуда более убежденный, чем обычно. «Каково пришлось?» – расспрашивали с любопытством, и сухой ответ: «догадки подтвердились». «Невыдержанный, легкомысленный, смутьян, признаков шпионажа не обнаружено, но имеются все черты полагать душевное расстройство» – фигурировало в отчете.
Привлекли за халатность. Ну, в карцер поместили, а толку – никакого. По освобождению, продолжал отлынивать. Приставал к товарищам. О прощении говорил, о беспокойстве ума, сознательном напряжении. «Чтобы не на убой вставать, а за утро». Кто-то гнал в шею, кто-то прислушивался. Ночью присядет у коек, зажжет керосиновую лампу, да приговаривает: «как вы – добрались до коллективизма?». А людям невмоготу. Они днем – то не на себя глядят, а в землю – складывают материалы, зачищают местность, роют котлованы. В строевой подготовке – не на друг друга, равняются на линию развития, а он призывает оглянуться, да не на результаты труда, а на соотечественников и собственное «бедственное положение». Опухшие ноги, сухие лица, выпирающие вены на руках так, что заслоняли шероховатую кожу – какое там вдохновение, до мерзости противно, вот и выискивали предметы куда бы отвести взгляд. И, ведь старается, гад, не попадает под статью! Урезали паек – валился с ног, но упрямился как горный козел. К чему? – спрашивается. «Мясо нужно…» – советовали мужики, а он опять: «для чего? Не понимаю ваших пристрастий, трупоеды». Откусит ломоть хлеба: «пищу глотаем, как должное, а вкуса не чувствуем!». И, вроде, как прав он, да где взять качественное питание? Еда в дефиците, по распоряжению начальства пайки урезаны, чтобы хватило до зимы. Там – следующий завоз. Все расчерчено, расписано по государственному плану, изволь подчиняться и товарищей – не подставлять. Выручай в беде, неистовствуй, но помни о долге. И снова влезает старый. «Строите, а вас на труды человеческие – не хватает! Дом готов, а человек – распался. Покуда страдать?». «Измор – не работа, вы сами знаете, ночами шепчетесь». «Кто тебе сказал?» – рассердился каменщик. «Да так…».