сказать, что достаточно скоро мы пожалели об ошибке. Фонарей не было в принципе. Дорога освещалась столь любимыми нежитью лучами Селены. Справа вдоль дороги сплошной стеной стояли дома, слева тянулся темный, мрачный пустырь. Вокруг нас в тенях крутились какие-то существа, что-то чвакало, поскуливало, эпизодически раздавался гомерический хохот. Несмотря на принятый мной репеллент от нежити «Казачий», я чувствовал страх. Некто внутри меня ежесекундно норовил оглянуться. Этот некто очень хотел съежиться, стать маленьким, незаметным, он мечтал лечь на дорогу и спрятаться за кочкой. Откуда ночью берутся кочки на ровной днем дороге? Мой страх не смог ответить на этот вопрос.
– Нужно выбираться на параллельную освещенную улицу, – Подхалюзин махнул рукой вправо, – скоро проходняк.
Я ничего не ответил, хотя всей душой согласился с предложением. Мой страх попытался вернуться, и я из последних сил отказал ему в этом. Дойдя до проходного двора, мы по очереди приложились к фляжке, и уже смелее отправились в его темь. Двор был не просто темным, а черным, грязным, мокрым и еще много каким. Все внимание я сосредоточил на дорожке, поскользнуться здесь было бы слишком опасно. К нежити, что сопровождала нас последние полчаса, добавились здоровенные дворовые крысы. Пахло свежими нечистотами, гнилью, и еще чем-то невыносимо мерзким.
– Георгий, не правда ли, амбрэ, словно в Париже.
– Я не был в Париже, но уверен, воняет там куда хуже, – Подхалюзин мощным ударом ноги подбросил в воздух огромную крысу.
– Я имею ввиду не современную столицу Франции, полную выходцев из африканских колоний, а Париж 30-х годов, воспетый писателями и художниками, где творили… черт возьми! – я так же наподдал наглому грызуну, оказавшемуся у меня на дороге.
– В то время в Париже все эти представители богемы не только творили, но и мочились прямо на поребрик, – засмеялся Подхалюзин. – Если это считать проявлением культуры, то Петербургу далеко до звания мировой культурной столицы.
– Погляди, здесь столько крыс, что даже нежить притихла, – Георгий метко плюнул в очередную крысу, – а вот и выход!
Я вслед за Подхалюзиным вышел на улицу и даже невольно улыбнулся – такой милой, безопасной она мне показалась. И пусть фонарей было немного, но они светили. И пусть кое-где под ногами были лужи, но ведь попадались и сухие участки! Несколько впереди нас двигался на Рыбинскую базу за товаром небольшой отряд строителей. Ускорив шаг, мы присоединились к ним и до перекрестка дошли без приключений.
С попутчиками попрощались сердечно, они что-то галдели на своем финском наречии, возбужденно щелкали пальцами, доставали и зачем-то показывали нам свои кошельки. Настоящие дети природы, на меня они произвели наилучшее впечатление. Джордж, по всей видимости, также был тронут их эмоциональностью. От избытка чувств он обнажил (???) свои пудовые кулаки и, громко гукая, начал махать ими во все стороны. Рабочие поспешно удалились. Мы остались вдвоем.
– Милые все же люди! – чувства переполняли