не менять?
– Ну конечно, – подняла голову я. – А вы?
Помедлив, он грустно покачал головой.
– Нет, я не могу здесь остаться. Не могу жить в крематории.
– Но ведь все произошло в Германии.
– В Европе, – жестко ответил он. – Это не только призраки моих родных, таких миллионы. Я не останусь там, где все это происходило. Мне нужна другая жизнь, чтобы все начать заново.
– И куда вы собрались?
– В Палестину.
– На Святую землю?
Он смотрел, как я подшиваю юбку, и вопреки моему желанию стежки ложились слишком плотно. Я шила платье для беременной подруги фрау Шуртер. Моя жизнь трещала по швам, я была в шоке, но не выпускала из рук иголку.
Он будто зацепился за нитку, и, если хоть чуть за нее потянет, все расползется.
– Когда едете? – отрывисто спросила я.
– Как только все устрою.
Иголка почему-то застряла в ткани, и я никак не могла ее проткнуть.
– Без нас?
– В этом вся загвоздка, – признался он и, как всегда, когда переживал стресс, потер сзади шею. – Я всю дорогу о вас беспокоился. Мне не хотелось бы вас бросать, но никак не придумаю, как взять вас с собой. Вы мне не дочь, и, как бы я ни любил Лорина, он мне не сын.
Он помолчал, моя иголка наконец прошла сквозь ткань, и, хоть пальцы и дрожали, я продолжала шить.
– Вы мне не родственники, но стали моей семьей. Вы все, что у меня осталось в этом мире. И потом, мне пришло в голову, если бы мы поженились, вы могли бы поехать со мной как жена, а Лорин стал бы мне сыном.
Я воткнула иголку в ткань. Он смотрел не на меня, а на газету, потом перевернул ее, встал и, дойдя до камина, коснулся фотографий погибших детей.
– Когда вы сюда приехали, я и не предполагал, что снова полюблю. У меня была семья, и я ее потерял. Мне хотелось высохнуть, как умирают осенние листья, и улететь прочь. Но вы перевернули все. Я вновь ожил.
Раскрасневшись, он смотрел на меня горящими проницательными карими глазами. В Германии он подстриг седую бородку и с правильными острыми чертами лица, наверное, был очень привлекателен в молодости. «Гусиные лапки» и морщинки только подчеркивали его улыбку.
– Я дам вам с Лорином свою фамилию и защиту. Понятно, что я старше вас, но еще не совсем стар. Мы жили бы настоящей семьей.
Кровь отхлынула от моего лица. Не может быть, что он такое говорит? Настоящая семья: муж и жена. Я многим была обязана этому доброму человеку, но выходить за него замуж…
Я заставила себя ответить:
– Даже не знаю что сказать.
– Сейчас ничего не говорите.
Он взял меня за руки и нежно притянул к себе. Мы стояли лицом к лицу. С тех пор, как он принял Лорина, мы не были так близки. Мне не хотелось его обижать, и я не стала сопротивляться.
– Спокойной ночи, Роза.
Он наклонился ко мне, и я закрыла глаза. Его мягкие теплые губы коснулись моих. От него пахло путешествием, сигаретами и сырой шерстью.
– Подумайте об этом. Завтра я начну готовиться к отъезду.
Он, повернувшись, вышел из комнаты,