шестилетней давности. Это больно.
Утерев мокрую дорожку, целую ее в лоб.
– Это моя последняя просьба.
– Джейн, я обещала. Я обещаю.
Сжимаю ее руку, чтобы придать сил, и впиваюсь ладонью в кольцо на руке. То самое кольцо с зеленым демантоидом, которое я пыталась забыть. Она нашла его. Носит его.
– Зачем? – спрашиваю я, проводя по гладкому камню.
– Оно принадлежало ей.
– Знаю, потому и спрашиваю.
– Я думала, оно потерялось… – Как и мама.
– Оно было у меня. Она оставила его, перед тем как уйти.
– Возьми его. Возьми, оно мне больше не нужно.
Я не хочу его видеть, не хочу о нем знать, но и спорить с умирающей – тоже. Снимаю кольцо с исхудавшего пальца и надеваю на свой. Цвет камня напоминает цвет глаз Патрика в яркий солнечный день – у меня такой же. Думала ли мать об этом, когда оставляла его?
Джейн пытается что-то прохрипеть, жмурится, из глаз катятся слезы.
– Мне так страшно, Флоренс. Так страшно. Я не хочу умирать… я хочу видеть, как растет моя дочь…
Внутри все переворачивается от этой искренней, но безнадежной мольбы, и я часто моргаю, выпиваю воды, чтобы не разреветься у ее постели.
Роберт заходит в комнату и ставит поднос с двумя чашками на прикроватный столик.
– Вколи ей что-нибудь! Разве не видишь, как она мучается?
– У нас ничего нет.
– Почему? У тебя в доме человек, умирающий от рака, должны же быть… Черт! – Я всегда знала, что он не любит ее и на сотую долю того, как любил мою мать, не любит так, как она заслуживает.
– Я напою ее чаем, после чая ей полегчает. – Он приподнимает ее, взбивает подушку, садится рядом на кровать и поит с ложки чаем. Это выглядит так бессмысленно, так глупо, словно он пытается вычерпать воду из лодки, которая уже опустилась на дно.
Я хватаю свечу и начинаю метаться по комнате в попытке найти лекарства: заглядываю в шкаф, во все ящики – их содержимое гремит и шуршит; переворачиваю вверх дном все полки в ванной. Это не поможет, но застой губителен – я умру, если буду стоять на месте.
– Что ты делаешь? – спрашивает Роберт, когда я возвращаюсь в спальню.
– Ищу то, что ей поможет.
– В доме нет лекарств. Это запрещено. И машина… Спрячь ее, ключи от гаража…
– Что? Что значит «запрещено»?
– Только Бог решает, когда и кому умирать.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не замахнуться на него, не запустить в него свечу, но из груди Джейн вырывается стон, и мы на время забываем о споре.
– Ты обращался к Доктору? У него же наверняка должно что-то быть.
Роберт слабо качает головой.
– Что? – взрываюсь я. – Не обращался или ничего нет?
– У него ничего нет, кроме бинтов и трав. Он дал мне немного для чая…
– Что это за врач такой?
От бессилия я поправляю подушку и одеяло, тщетно пытаюсь обеспечить Джейн комфорт, который ей никогда не будет доступен. Мысли с бешеной скоростью крутятся в голове: что, если вернуться в город и добыть лекарства? Я могу