развлекала меня всю дорогу во время наших долгих поездок на автомобиле. Никогда она не изменяла себе.
Скамья была очень жесткой и высокой, годной лишь для того, чтобы на нее можно было вскарабкаться, как на насест. Зато я могла видеть макушку Генри, которую всего сутки назад наблюдала между своих ног.
– Я хотел бы закончить свою речь, поблагодарив Бога за то скромное милосердие, которое он оказал нам в это страшное время. Марла оставила после себя сына, который никогда не будет знать своей матери. И я прошу всех, кто знал Марлу, постараться передать ему, когда он подрастет, нашу память о том, каким замечательным человеком была его мать. Спасибо.
Волна вздохов прокатилась по церкви. Макияж жестко сковывал мое лицо, а от глотка из фляжки Пэдди меня клонило ко сну.
Снова взял слово священник.
– Спасибо, Николас. Какое теплое посвящение. А сейчас послушаем стихотворение, которое близкая подруга Марлы Сильвия посвятила этому скорбному событию.
– Господи, – прошептала Джесс.
Сильвия поднялась на кафедру и откашлялась, прочистив горло.
– Жизнь! – начала она громко с нажимом.
Затем сделала паузу, окинув взглядом весь зал, и выкрикнула:
– Прошла! – теперь она смотрела прямо на нас.
Я отвела взгляд.
– Любовь! – вопила Сильвия. – Вечная нота!
Зал ощутимо напрягся.
– Дочь. Сестра. Мать. Друг. Не иссякнет светлый лучик вдруг.
Слева от меня послышались странные звуки. Это Джесс, уткнувшись лицом в ладонь, пыталась задавить смех. Ее грудь колыхалась. В отчаянье она повернулась ко мне, слезы истерического хохота набухали на нижних ресницах. Это оказалось крайне заразительно Я уронила голову на грудь, смех раздирал меня, от усилий сохранять тишину у меня свело живот. Мила продолжала внимательно слушать Сильвию, но челюсти ее заметно сжались.
– Лети, извечный мотылек! – изрекала Сильвия, запрокинув голову и мечась взглядом по потолку. – Взмахни! – гнусавый голос Сильвии сорвался.
Похоже, ее глубоко тронули собственные слова. Лицо Милы исказилось.
– Взмахни крылами!
Теперь мы уже втроем, скукожившись, тряслись от беззвучного смеха так, что дрожала скамья.
– Извините, – прохрипела Джесс, обращаясь к паре, сидевшей по левую руку от нее.
Тем временем в стихотворении Сильвии появился бит, она практически читала рэп, активно помогая себе руками. Мила так сильно сжимала мое запястье, что у меня на коже отпечатались следы от ее холеных ногтей. Когда декламация наконец завершилась, с задних рядов раздались жидкие аплодисменты друзей Марлы.
– Ну, хоть кому-то понравилось, – сказала Джесс.
Поминки собирали в квартире отца Генри, в паре кварталов от церкви. Мы всей толпой двинулись туда. День выдался прохладным и ярким, солнечные лучи отражались от белых домов Челси. Я щурилась, глядя на них, и курила, глубоко затягиваясь. Под это сияние я вдруг вспомнила лицо Генри, когда он