у нас таких не очень любят.
– Таких нигде не любят, – поддакнул Рыжий.
– Давай, Практикант, давай. Не позорь наш гвардейский коллектив. Это очень просто. Я научился этому еще в шестом классе. Дыхание задержал, выпил ее залпом и тут же закусил. Смотри как я.
Сиплый рывком плеснул водку в рот, поморщился, выдохнул, лихо занюхал рукавом.
– Это, конечно не мартини, – скороговоркой произнес он, продолжая морщиться, – но если не перебирать дозу, то не смертельно, а даже приятно. Без этого все равно жизнь не проживешь.
– Учительница первая моя, – хохотнул Рыжий.
Виталик взялся за кружку и задержал дыхание. Сиплый поднял указательный палец, дескать, замрите все, сейчас будет смертельный номер.
– Так. Правильно, – комментировал он. – Не гляди на нее долго. В рот одним махом. Пошел!
Виталик зажмурился и выпил, но не одним махом, как его учили, а мелкими глотками. Рыжий скривился лицом, глядя на него. Последняя капля оказалась самой противной. Виталик не удержал ее, выпустил изо рта и поспешно вытер подбородок ладонью.
– Закусывай скорее, – азиат поддел ложкой кубик картошки из котелка и сунул Виталику в рот.
Все рассмеялись. Даже Ткач и Шурик заулыбались.
– Ну вот, парень, можно поздравить тебя с боевым крещением.
– Главное не увлекаться этим, а то станешь таким, как Сиплый.
– На себя посмотри, дед. Сам же за рюмку Родину продашь.
– Не бреши, паскуда монгольская. Я это дело хоть и люблю, но до последнего края никогда не дохожу. В луже совесть не терял.
– А я предлагаю спеть, – перебивая всех, выкрикнул Рыжий. – Нашу отрядную.
– Началось. Выпили чуть, а тебя уже растащило.
– Лучше уж петь, чем вашу ругню слушать. Давайте. И-и…
Рыжий затянул первым, а другие подхватили: «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…» Пели они с чувством, но не всегда попадали в такт. Сиплый дирижировал, Рыжий энергично кивал свой медной шевелюрой, а у Митяни во время пения было такое зверское лицо, как будто он находился на баррикадах и пел, как минимум, «Интернационал». Голоса Шурика слышно не было, хотя рот он открывал, и взгляд у него был осмысленный. «Надежда! Мой компас земной. И удача награда за сме-э-лость».
Командир улыбался одними глазами, посматривая на эти разные лица, едва подернутые хмельком, и был как бы немного в стороне. Он и сам любил вот эту начальную стадию веселья, когда алкоголь еще не въелся в корни разума, а только бродил где-то на поверхности.
– А ты чего же, Практикант, не пел? – заметил неугомонный азиат, когда стихла последняя строчка песни, и все схватились за кружки.
– Чего тебе не сидится, егоза басурманская? Проверяет тут, кто сколько выпил, да кто сколько спел. Может быть, он слов не знает, вот и не пел.
– Да кто же эту песню не знает? Они ее в институте должны были перво-наперво изучить. Сначала ее, а потом уже математику. Ну-ка, Практикант, давай