связок бумага. За маленькими оконцами пакгауза шумела беспорядочная погрузка, прерываемая громкими командами с добавлением не уставных, но таких понятных в этой обстановке выражений. Резко пахло типографской краской от листовок и резиной от брошенных противогазов, а Степан радостно ощущал, казалось, только один запах, запах его любимой Ирины. Он стал ее целовать и медленно расстегивать пуговицы на приталенном пальто. Эта приталенность возбуждала его всё больше и больше, а Ирина становилась всё мягче и мягче. Потом прошептала:
– Ты хоть сними, милый, шашку.
– Это не шашка, я уже её снял.
– О-о-о, когда ты только успел! Ну что ж ты делаешь? Всё последнее на мне рвешь. Как к тетке приду?
– Забудь про тетку, любимая…
– Забываю, забываю, – нежно целуя красивого и молодого есаула, проговорила Ирина.
Очнулись они только от трех ударов прикладом в дверь пакгауза. Отчетливо и намеренно громко проговорил казак Недомерков:
– Велено никого не впускать. Я на посту, господин полковник.
– Кем это велено? Там мое имущество! Кто такие команды дает?
– Есаул сказал никому про то не говорить…
– Вот это мы в донской армии дожились! Есаул полковнику команды дает!
Недомерков по всей видимости краем уха слышал, что происходило в пакгаузе, и понизив голос внятно доложил полковнику:
– Там наш сотенный не один… Ваше Благородие, погодьте минутку, он сейчас выйдет.
Недиков действительно через минуту оказался перед глазами своего знакомого полковника Данилова, начальника противогазовой службы дивизии.
– Господин полковник! Имущество в полной сохранности. Казаков сотни для погрузки я вам дам. Разрешите только, распоряжусь сам, – и есаул всей своей фигурой тщательно стал прикрывать полуоткрытую дверь.
– Ладно, есаул. Спасибо, что всё сохранили, – проговорил полковник, поняв, что только и могло произойти в этот момент между видневшейся в глубине пакгауза девушкой в синем пальто и есаулом без шинели и амуниции, – командуйте сами, я приду через полчаса.
От пристани Ирина поднималась медленно. Идти против течения толпы было трудно. Она останавливалась, поворачивалась назад и долго-долго махала платком, пока не замечала, как ей ответно махал папахой есаул. Строй казаков заслонил от неё Степана, а выплеснувшая из пролеток последняя порция беженцев с баулами окончательно растворила Ирину.
К двум беседующим офицерам присоединился сотник Донсков Василий Лукьянович.
– Горюем?
– А что делать, не радоваться же.
– Да, радоваться нечему… Я вот уехал и до конца не отомстил за братьев. Когда узнал, что нет их в живых, то поклялся, что по сотне врагов за каждого убью. Не удалось. Временно остановил я, сей счет…
– Братьев-то, за что?
– Посчитали по разнарядке богатеями, хотя у них курени под камышовыми крышами были. Но расстреляли, как и многих других за участие в станичном восстании. Не захотели они зимой девятнадцатого