властей к нему, как к умеренно консервативному писателю. Я мог ответить ему то же, что мне приходилось после 14 июля повторять уже много раз, а именно, что я совершенно не правомочен обращаться по подобным вопросам к кому-либо из германских официальных лиц. Он выразил надежду, что мне представится случай неофициально коснуться этого вопроса и способствовать его разрешению. Я не предвидел в ближайшем будущем возможности помочь Кох-Везеру, так как германские власти настроены к нему крайне враждебно.
Четверг, 21 сентября. В полдень меня посетил молодой Герберт фон Бисмарк. На вид ему можно дать лет 28, и внешне он производит вполне приятное впечатление.
– Вы как внук величайшего государственного деятеля во всей истории Германии находитесь сейчас в довольно невыгодном положении, – пошутил я.
– Да, вы правы, – согласился он, слегка покраснев.
Я спросил его, как относился Бисмарк к аннексии Эльзаса и Лотарингии в 1871 году. На мой взгляд, сказал я, переписка его деда, бывшего в то время премьер-министром Германии, свидетельствует о том, что, имей он возможность поступать по-своему, он не допустил бы этой грубой ошибки. Мой собеседник сразу же признал, что Бисмарк действительно выступал в этом вопросе против кайзера Вильгельма I и фон Мольтке и предлагал передать эти столь долго бывшие спорными области Швейцарии. Мы поговорили затем о безрассудных действиях большинства полководцев, выигрывавших войны, и о положении в Германии. Во время разговора на эту тему Герберт фон Бисмарк, между прочим, признался, что он одобрительно относится к нацистскому режиму. Мы расстались несколько преждевременно благодаря любезности моего секретаря, который «по ошибке» побеспокоил нас слишком рано.
Пятница, 22 сентября. В 5 часов приехал посланник Френсис Уайт, долгое время занимавший пост заместителя государственного секретаря и ведавший странами Латинской Америки. Он хотел побеседовать со мной о положении в Германии. Уайт пробыл месяц в Праге, где приводил к порядок знаменитый особняк Чарлза Р. Крейна из четырнадцати комнат, чтобы устроиться в нем с женой и ребенком. Этот ремонт недешево обошелся нашему правительству. Уайт произвел на меня впечатление преданного и усердного работника, который, однако, плохо разбирается в европейской обстановке.
К обеду пришли Уайт с супругой, принц Фридрих Гогенцоллерн – сын кронпринца, живущий теперь в Потсдаме, и Эрнст Ганфштенгль, довольно богатый и немного странный человек, приверженец Гитлера с 1921 года. Вечер прошел интересно. Принц оказался очень скромным и тактичным человеком. Ганфштенгль, бывший в пору молодости Теодора Рузвельта бойким студентом Гарвардского университета, пришел в ярость, когда кто-то упомянул имя «Тедди-младшего». После обеда Ганфштенгль играл на рояле. Гости разошлись к половине одиннадцатого – в самое подходящее, на мой взгляд, время.
Понедельник, 25 сентября. В 8 часов к обеду приехал директор Рейхсбанка Шахт и с ним сенатор Макаду. Оба они очень умные