закрутил меня – хватка крепкая, такие пальцы и рвать могут на части, если придется, заставил присесть, попрыгать. Качал головой.
– Ладно, сгодится, пошли. – Вздохнул: – Все равно по-другому не будет. Сделали что могли.
– Скажи, Николай Иванович, почему ты можешь правильно говорить, а говоришь на тарабарском. Остальные тоже могут?
– Нет, остальные в гимназии не учились.
– Ты учился в гимназии?! Что? И французский знаешь? – Я запнулся о камень.
Казак рассмеялся, видя мое недоверие, и выдал с недурным прононсом:
– Латынь, древнегреческий и все остальное, чему учат, только вместо каникул – или в плавни к пластунам, или в казачий лагерь.
– В Сербии как очутились? – осторожно спросил я.
– Долгая история, потом как-нибудь расскажу. Побалакаем за чаркой, если так интересно. Сейчас времени нет. Уже пришли, подготовиться нужно.
– Соседушки наши дорогие, скоро темнеть начнет, а нам без суеты к завтрему подготовиться треба.
Донцы, вырванные из мира песенных грез, понимающе закивали, закряхтели, скатывая войлочные попоны и бурки, а Сашко уже делил патроны – деловито и с приговорками, пластуны посмеивались, а я половины слов не понимал, как ни старался вникнуть. Примерил толстый шерстяной бешмет. Попробовал накинуть сверху турецкого полушубка – не налез, а наоборот – получилось.
– Ну як? – спросил седой пластун, которого все называли Батькой.
– Жарко.
– Нехай. Полежишь завтра на камнях годын шисть – добром поменешь.
– Часов шесть, – машинально перевел Николай, увидев мой растерянный вид, сдвигая папаху на затылок.
– Пойдем до зари, – рисовал план Батька. – Хрестом.
– Крестом.
– Микола с поручиком в голове. Гриц – левое плечо. Сашко Гулый – правое. Вам не только поперед глядеть, но и склоны держать. Грицу – правый, Сашку…
– Левый, – отозвался Гулый.
– Умный! Два гирла узких имеем, на первом я остаюсь, на втором Гамаюн. Ниже второго гирла он – атаман. Если турок уже там, плечи не уходят, пока есаул не отойдет. Если турка нет, сховаться и наблюдать. Овечек пригонят, Микола, подзови мальца, гроши забери и нехай отару гонят до гирла, дальше один Гамаюн, он вам сигнал на отход даст, да про собак не забудьте. Ось вроде и все, ну а там як Бог даст.
Седовласый пластун первый, а за ним и остальные перекрестились. Слушая атамана или старшего, пластуны занимались своими делами. Кто-то перекладывал небольшие заплечные мешки – торбы, кто-то делал на револьверных пулях насечки крестом.
– Зачем пули портите? – Меня передернуло, вот не любил когда с казенным имуществом так небрежно обращаются. – Точности не будет. Это любой солдат подтвердит – знания особые не нужны.
– Нехай, зато хоть в пятку попадешь, полстопы оторвет. Один пистоль для точности, другой для урона. Вы, ваш бродь, свой тоже через один зарядите.
– Какой я вам ваш бродь, Иваном меня зовут, – не удержался, добавил: – Матвеевичем. С вами неразумным новичком пойду.
– Ну