я ухитрился ничего не сломать – вот чудо!
Внутренне стеная и охая, как-то незаметно уснул. Толчки по ногам медленно вытряхивали из сонной неги.
– Просыпайтесь, граф. Вас ждут великие дела.
Знакомо. Где-то я это уже слышал. С Прохором, что ли, успели подружиться? Когда только.
– Гляди-ка, кажись, пошло движение. – Николай тронул, кивком головы показывая направление. – Ты оглядись пока. Там саженей двадцать с твоей стороны, чуть ниже кустарник густой начинается со стороны скалы, мы там тропку протоптали. Можно потаенно почти к турецким позициям выйти. Посмотри по сторонам, запомни места, где укрыться от пуль можно.
– Зачем? С кем воевать собрался?
– Всегда так делай, где бы ни был.
Сдвинувшись в своей нише, осторожно высунул голову. Рассмотрел колючий кустарник, уже освободившийся от снега, Постарался запомнить расположение валунов побольше. Ветер опять сменился на злой, холодный, порывистый. Нас мало тревожил, но только что стекавшие ручейки на глазах покрывались льдом. Камни как будто высасывали тепло через толстые слои одежды.
– Ты как, Ваня? – в голосе пластуна звучала забота.
– Тело затекло, – с трудом выговорил я, кажется, еще и говорить разучился.
– Напрягай ступни на пять счетов, раз двадцать, потом ноги до колен, потом от колен до бедра, так до головы, потом снова еще раз.
Сперва было больно, словно сотни иголок впивались в тело, заболели все ушибленные места, но стало теплее, и снова почувствовал власть над своим телом.
– Точно, отару гонят.
Я высунулся еще дальше. Постепенно разглядел приближавшееся серое пятно. Неясно брехала собака. Позвякивал колокольчик.
Через час можно было рассмотреть две нитки конных, сопровождавших с двух сторон овечье стадо. Еще через полчаса – то, что конные безжалостно пускают в ход нагайки, отгоняя трясущих кулаками турецких пехотинцев. Вот овцы стали подниматься по урочищу. Конные перестроились в линию, отсекая отару от равнинной части. Вокруг отары бегали две здоровенные собаки, не позволяя овечкам отстать или выйти из только им понятного пространства.
– Нас собаки почуют, лежи не двигайся и глаза прикрой, порычат и убегут.
Конные снялись, ускакали рысью вдаль.
– Мальчишка тоже здесь, – рассмотрел мальчика верхом на ослике.
– Давно засек, – отозвался пластун.
– Щас найпервейше дило зробим, – видать, волновался невозмутимый пластун, раз перешел на родной язык.
Первым мимо камня, звеня колокольчиком, прошел черно-белый важный козел. Тряся длинной бородой, он иногда замирал, вытягивал шею и злобно блеял, вытаращив круглые глаза. За ним, обтекая камень с двух сторон, шли мохнатые, перепачканные грязью и глиной безропотные овцы. Вислоухие животные покорились дождю, смирились с непогодой и грядущей неизбежностью.
Услышав рычание, я поглубже забился в щель. И, кажется, вовремя. Здоровенная собачья голова заслонила свет, показывая мне желтоватые зубы в половину указательного пальца, и злобно зарычала.
Страх,