что я люблю вас, вы прекрасно видите, что вы – единственная причина моих страданий, но вас это ничуть не трогает».
Сердце героя вовсе не бесчувственно, ему жаль, что он вынужден причинять страдания, он сочувствует даже боли врагов, лишенных добродетели. Гришку весьма тронуло такое проявление любви, решимость его улетучилась, ненависть притупилась, жажда мести, всегда наполнявшая его сердце, уступила место другим, более кротким желаниям, мужество едва не покинуло его, чувство жалости обезоружило его гнев. Он со вздохом подумал, что не может полюбить царевну, такую очаровательную и такую нежную.
Царевна же была поглощена своими переживаниями. «Что сулит мне ваше молчание, – произнесла она с трогательным бессилием, – вы вздыхаете, но вздох ли это ненависти или любви? Откликается ли ваше сердце на мою боль? Могу ли я надеяться на такое счастье? Увижу ли я того, кто ответит на мою любовь, разделит мою нежность, будет вздыхать обо мне, как я вздыхаю о нем?.. Нет, мне не следует обольщаться».
Наконец, он ответил: «Не думайте, сударыня, что я равнодушен к вашему очарованию и добродетели, – я восхищаюсь ими непрестанно. Я был бы счастлив посвятить вам и свое сердце, и свою жизнь, если к тому не было непреодолимых препятствий. Да, сударыня, в самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе, я с сожалением повинуюсь судьбе. Большего я сказать вам не могу, всей моей решимости едва хватает, чтобы не поддаться вашему очарованию».
С этими словами он вышел из беседки, оставив царевну в глубокой печали.
«Что он хотел сказать, – обратилась она к Велике, – этими словами, произнесенными так тихо и со вздохом. Я хотел бы посвятить вам свою жизнь и свое сердце. Что за препятствие мешает моему счастью? Каково его происхождение, его имя? Он скрывает от нас и то и другое, без сомнения, он является нашим врагом, но, если это так, не сможет ли любовь нас примирить? Что это за тайна, которую я не могу постичь? Он добавил, что он не смеет сказать мне большего. О жестокий! Вы уже сказали слишком много, вам не дозволено любить меня! В самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе… Отчего же вы не сказали мне, что это за препятствие, мешающее моему счастью? Почему вы не договорили? Вы боялись усилить мою боль? Неопределенность, в которую вы погрузили меня, куда как страшнее. О, милая Велика, как же я несчастна! Теперь он знает меня, он знает самого себя, и он сказал мне, что мне не на что надеяться, что я не должна вовсе обольщаться».
Однако, когда ее боль слегка утихла, она начала прислушиваться к голосу разума и увидела некоторую надежду в продемонстрированной им чувствительности и решила, что со временем она, быть может, добьется большего. Вот так мы всегда тешим себя малейшей надеждой, хватаемся за нее, сколь бы призрачной она ни была, она утешает нас, придает нам сил, и мы не чувствуем себя окончательно несчастными, пока эта надежда не рассеется.
Тем временем Борис, узнав о ссоре между принцем Густавом