прошлой жизни,
В этой мне с тобою жизни нет.
– пела Успенская, и Вероника, никогда раньше не обращавшая внимания на эти слова, вдруг, захлебываясь от восторга, который всегда у людей вызывают доказательства правоты мистических совпадений, поняла, что это про них, про нее и Вачика, и они танцуют сейчас именно под эти слова не просто так, а то ли благодаря, то ли вопреки какому-то плану, потому что все это точно не может быть глупой случайностью в третьесортном хостинском кабаке, пропахшем жареной барабулькой, что это она, бесшовная ткань мироздания, окутала их своим синим шифоном, обвиваясь вокруг них все плотнее, мягко, но очень настойчиво сжимая их нерешительные объятия.
Вероника жадно смотрела на Вачика, пытаясь разглядеть в его ежевичных топях, понимает ли он это, чувствует ли то же самое.
Вачик привлек ближе к себе Вероникины бедра, сжимая скользящее платье так, что Вероника кожей почувствовала напор и уверенность его шершавой руки.
– Рыцарем без страха и упрека
Ты, увы, не стал, любовь моя.
Скучно мне с тобой и одиноко.
Видно, эта дверь не для меня,
– не успокаивалась Успенская.
На этих словах у Вероники пересохло в горле, ей стало жалко себя, а еще жальче стало судьбу – за то, что она, очевидно, ослепла от старости, иначе как бы она могла приземлить Веронику в аккуратную Вадикину песочницу, одним щелбаном выбив ее из ежевичных ущелий ее бессмертия.
И вдруг Вачик тихим махровым голосом затянул:
– А я сяду в кабриолет.
И уеду куда-нибудь…
И в его глазах Вероника увидела, что он тоже все это понял, что он тоже знает, какой неметкой оказалась судьба, что он тоже сейчас поет эту песню про них, только про них двоих, и что все еще будет, что они молоды и сильны, и, в конце концов, еще живы, и вдвоем они могут исправить убийственный промах ослепшей старухи.
– Мне кажется или ты читаешь мои мысли? – спросила Вероника.
– Это ты читаешь мои мысли, – с искренним изумлением ответил Вачик.
– Отвези меня туда. В лес. Как тогда, – тихо сказала Вероника.
– Может, лучше в гостиницу?
– Нет. Не лучше, – многозначительно сказала Вероника.
Вачик молча смотрел на нее.
– Не помнишь, куда? – спросила Вероника. – Первый раз наш с тобой. Где площадка у водопада.
– У которого водопада, женщина? В этом городе одни сплошные водопады.
– Я сама тебя отвезу, – ласково сказала Вероника, и ей еще больше понравилось и это отчаянное приключение, и даже Вачикина такая естественная для самца забывчивость, и она сама – бесшабашная, сексуальная, юная – за рулем Вачикиной белоснежной дэу.
Уходя из ресторана, Вероника подошла к Рузанне и, наслаждаясь своим великодушием, сказала:
– Не буду я увольнять Сурена. Не переживай.
Разбуженные мимозы насморочно чихали холодными брызгами. Но Веронике, в ее открытом платье, не было холодно. Она сняла босоножки и легко босиком поднялась вдоль темнеющих