не вкладывая в слова ничего, что могло бы отозваться в разуме Ричи, словом, они «сотрясали воздух» и говорили ни о чём.
Ричи сидел с отсутствующим лицом. Он скучал. Не от разговора, нет, он любил выпить и поговорить с Эриком, или Патриком, или еще с кем из знакомых. Он скучал последнее время постоянно. В его жизни не было ничего, за что он мог бы уцепиться, увидеть в чём-то отражение своей души, так он думал. У него была не самая плохая работа, маленькая квартира на окраине Йорка, пара хороших друзей, куча знакомых тут и там, но это всё было несущественно: «Всё не то, всё не то!», – говорил он Эрику недовольно. «Я ведь хотел стать знаменитым писателем…», – говорил он уже жалостливо, – «Но после нескольких очередных неудачных попыток было так сложно что-то начать, знаешь, Эрик, как это сложно – начинать то, в чём ты не уверен? Начинать что-то, заранее зная, что ты этого дела не докончишь? Написать несколько страниц, а потом разорвать их в сердцах на маленькие клочки да пустить по ветру. Глупости, вздор!», – говорил он иногда будто в горячке, мечась по комнате и как бы не зная, куда себя и деть. Он обозлился на себя, и теперь только вынашивал идеи в голове, даже не записывал их, а потом и вовсе, естественно, их забывал. Барьер, через который нужно переступить, чтобы начать написание великого романа, который потрясёт весь мир – или, хотя бы, маленького читателя, – был непреодолим.
Ему было скучно. Наскучила сама жизнь. И в этот самый момент произошло то, что перевернуло его мир с ног на голову и перекрутило его внутренности. Он встретил её.
Ричи это почувствовал. Самое яркое, красочное, манящее и безумное чувство, которое только может испытать человек. Чувство, которому воспевают серенады, читают оды, поют песни, о котором пишут прозы с несчетным количеством страниц. Чувство, из-за которого доблестные мужи совершали неизмеримые подвиги, осаждались города, брались крепости; чувство, из-за которого самые гневливые становились смиренными и покорными, а самые несчастные – оживали как бы заново, вновь. То чувство, в силу которого прелестные дамы бросались головой вниз в бушующие воды, молодые люди вонзали лезвия себе в живот, из-за которого мужчины стрелялись, а женщины выпивали –или подмешивали другим, – пузырьки со смертельным ядом. Чувство, которое он ранее не испытывал, а только мог взглянуть на него, очень бегло, как в щелку дверного проема, – так заглядывает любопытный мальчик, подслушивая родителей, – из которого ослепляюще ярко светил ни то красный, ни то желтый, даже не белый, а скорее такой свет, который вбирал в себя все восприимчивые человеческому глазу цвета – свет бушующих красок. Чувство, от которого робеют даже самые стойкие девушки и теряют голову самые рассудительные парни, то, испытать которое, провидение позволяет далеко не всем, а лишь некоторым из множества других, несчастных людей, это было тем чувством, название которого так звучно и приятно человеческому уху, и в чьем даже названии содержится великая сила – любовь, упоительная, сладостная, горячая, обжигающая. Ричи