rel="nofollow" href="#n24" type="note">[24].
Мать очень боялась за нее, не разрешала оставаться одной в чоуке. Если та играла без двоюродных сестер в комнате, мать говорила:
– Держи дверь закрытой. В доме мужчины.
Скоро случилось большое несчастье: братец Гаури упал с барсати и разбился. Полицейский из ближайшего участка прошелся по дому, зачем-то осматривая стены в узорах, поднялся на крышу. Опустившись на одно колено, записал несколько слов на бумаге. На этом расследование закончилось, полиция признала падение случайностью. В доме месяц не стихал женский крик.
Немая жена
Вторая жена патриарха была тихой и почти бесплотной. Вместе со слугами она участвовала в домашней работе, стряпала, шила и убирала. Каждое утро готовила свежую одежду для Пападжи. Молодой она ходила в его спальню по приказу сестры.
Роды детей приносили боль, которая не заживала, как у других женщин. Жизнь ее вечно болела, как ссадина. Старший сын сгорел от черной любовной лихорадки. Люди приходили прощаться и сочувствовали только Мамаджи, словно его родной матери.
Она привыкла к одиноким мыслям в своей немоте. Слова людей перестали иметь вес: все равно она не могла им ответить.
Немая махарани получила хорошее образование во дворце, умела читать и писать. Однажды она пришла в лавку к сыну Яшу, который только начинал свое дело, и жестами попросила книгу. Он, чтобы отвязаться от нее, как делали все по привычке, сунул ей книгу о восстании сипаев.
Немая махарани жила в просторной комнате во втором этаже, холодной, с окнами, открытыми зимним сквознякам. Потолок и стены украшала мозаика из битого стекла. От луны, пробегающей мимо окон, казалось, что в комнате мерцают свечи, хотя ниши для ламп пустовали.
Немая махарани боялась тратить электричество и читала возле выхода на галерею, поймав зеркалом луч звезды. В ту ночь ее трясло от страха за сипаев, восхищала их смелость. Боль причиняла жестокая казнь, которая называлась «дьявольским ветром». Мятежников привязывали к пушкам и стреляли одним порохом, тела разлетались и смешивались между собой. Слезы немой текли на мраморный пол и блестели, создавая еще один зыбкий источник света. Тонкое стекло сострадания резало сердце. Но больше других жалела она выжившего императора Шаха Зафара – серебряную куклу англичан.
Она попросила у сына Яшу тетрадь, разлинованную под бухгалтерские записи, нашла в лавке другие книги о восстании.
– Зачем вам, мама? – сказал он, жалея тетрадь и то, что она будет трогать тома на продажу.
Она ответила печальным внутренним сиянием, от которого Яшу вспомнил, что мать когда-то была махарани. Он отдал ей все, что было, и заказал новые исторические монографии по каталогу.
Каждую ночь немая махарани выписывала все сведения о последнем императоре моголов, беспомощном, не способном ни править, ни оставить трон. Она любила неумелого правителя и строки его газелей, оплакивающих потерю величия. Любила его скромный дворец и жемчужную мечеть, построенные из