про себя прозвал Лёха «Атас», из-за его постоянной тревожной готовности бежать навстречу открывающимся дверям карантина. Заслышав лязг замка, воспитанники должны были выйти из Пэ-Вэ-эРки, где они проводили всё своё время, и построиться в шеренгу. Даня вразвалочку шёл последним, глядя, как Лёха Атас оленьими прыжками летел к месту построения. Надо уважать себя и свой статус, считал Даня, который, по большей части, разговаривал с самим собой, вспоминая моменты своей жизни.
В первый раз Богдановича «закрыли» в феврале девятнадцатого года – два с половиной года назад. Он был ещё несмышлёныш, обычный мальчишка хулиган, за плечами всего пара грабежей, да три эпизода воровства. Всем было ясно, что его в колонию не посадят, но пять месяцев, проведённых в СИЗО, были адом. Его гоняли, шпыняли, как самого молодого, заставляли «шестерить» за старшими, стирать им носки и трусы. А ведь в своей маленькой банде на свободе он был заводилой. Богданович терпел, пытался приспособиться.
В июле Даню выпустили, наградив условным сроком на один год и девять месяцев. Ни мать, ни ранее сидевший отец встречать сына не приехали. Глубоко вдохнув вольный воздух, Богданович смело шагнул навстречу новым преступлениям.
Теперь для своей банды он был матёрый волк, с которым все охотно согласились пойти на дела посерьёзнее. Всего за неделю к своему послужному списку Богданович добавил разбой и угон. Краденое добро реализовывали через знакомого барыгу. На его точке случайно пересеклись с сутулым лысоватым мужиком, который, подозрительно быстро смекнув, что к чему, дождался Даню на улице и предложил хорошие деньги за плёвое дело – взять по наводке на «гоп-стоп» человечка, забрать ценности, деньги, а главное кожаный портфель. Портфель принести мужику на адрес, остальным распорядиться, как пожелает душа. Богданович согласился.
Спустя несколько часов после передачи портфеля заказчику, Богдановича прямо на улице повязали опера и засадили в камеру временного содержания. Никогда, ни перед кем больше я не согну спину, решил тогда Даня, чуя беду.
Как только Богданович прибыл в следственный изолятор, его вывели на разговор с оперативником из «министерства добрых дел», как определил для себя Даня.
– Послушай внимательно, мальчик, – не присаживаясь, приступил к делу сотрудник. – Неважно кто я и откуда, важно сейчас сказать правильные слова, которые, очень может быть, спасут тебя от колонии.
Опер сунул ему в лицо фото сутулого «заказчика».
– Знаешь его?
– Знаю, – пожал плечами Даня.
– Имя, фамилия и адрес, где он находился.
– Не скажу, – Богданович смотрел в глаза сотруднику.
– Сядешь и надолго. Сам приползёшь ко мне, да поздно будет, а мы его и без тебя возьмём.
– Без меня, – повторил Даня.
Вечером в камеру пришла «малява». «Мы уважаем твоё решение молчать. Крепись, брат».
Повзрослевший Богданович за несколько месяцев «поднялся»,