года. Сел за наркотики, на воле употреблял, поэтому часто тупит, забывается, ну… тормозит порой. Достает всех своей несчастной любовью. Неспортивный…
– Ты сам тормозишь порой, – не выдержал Адер.– И у меня телосложение такое, не всем быть атлетами. Кого это я достаю любовью, а? Тебя?
– Ещё невыдержанный, но наблюдательный, можно с ним работать, – поставил точку Лабенский, подражая Мезину.
– Ну, Митя, ты только плохое про меня знаешь, – Адер развёл в стороны длинные костлявые руки. На смуглом треугольном лице с огромными карими глазами легко читались все его эмоции. – Дайте мне тогда про Витьку рассказать. Фамилия реально Весельчак, спортсмен, исполнительный, как солдат, немногословный, два плюс два сложит, но не перемножит, чувства юмора нет…
– Остановись, – прервал Адера начальник отряда.
– Да как так-то! – покачал головой Артём.
– Вы уже знаете, что завтра выходят парни из карантина. Я хочу, чтобы всё было готово к их приёму. Я имею в виду глаза и уши ваших людей, которые должны быть настроены на правильную частоту.
– Я понял. Докладываю про отрядную оппозицию, – Никита приосанился, пробежался, как по нотам, по лицам старшаков. – Месяц назад этапом прибыли Паша Орлов, который косой, Серёга Попов, Дима Богатов и Миша Шанин.
– Миша не в счёт, – уловил мысль старшака Лабенский. – Его прозвали шмель, он безобидный наркоша, умный, но безвольный. Забудем о нём.
– Я хочу его в студию забрать работать, – ввернул Адер. – Можно?
– Оставшиеся трое отъявленные, – продолжил Мезин. Паша Орлов особенно. Устраивает провокации, подбивает пацанов «шатать режим», выжидает. Знает, что скоро подкрепление в лице Богдановича подоспеет.
– У Богдановича здесь подельник Саня Жданов, по прозвищу Феррари. Сидит второй месяц, затихарился, но ждёт кореша, я уверен, – ввернул Лабенский.
– Диму Богатова прозвали «Сирота», хотя мать есть, сидит где-то на посёлке, говорит блатная.
– В колонии-поселении блатных нет, – отмахнулся начальник отряда. – Дальше.
– Димка Богатов упёртый, со стрежнем. Запугать можно, но для этого на крайние меры придётся пойти. На диалог он не идёт. Порядки наши ему не нравятся, но к отрицалам он пока ещё не шатнулся. Паша Орлов его уговаривал, но Богатов конкретики не дал.
– А Попов?
– Серёжу Попова в отряде прозвали «Тёпленький». Тихий, ходит, будто в штаны наделал, а ночами в комнате уркоганскую пропаганду вовсю наворачивает.
– А вспомнил! – хлопнул себя по лбу похожий на журавля Адер. – Ещё есть Штирлиц!
– Да, это Гена Андреев, стремяга. Ради статуса на всё готов. Пацанов вербует, сплетни сочиняет, мерзкий тип.
– А почему Штирлиц-то? – усмехнулся Михаил Александрович.
– Шпион потому что прирождённый. И нашим, и вашим.
– Хорошо, – на минуту Беляев задумался. – А что ты нам скажешь, Весельчак?
Молчавший